День сардины
Шрифт:
— Не может быть, — сказал я.
— По-твоему, я не узнаю собственного мужа?
— Но ведь ты его так давно не видела — долго ли ошибиться?
— Если это не он, значит его двойник.
Гарри наклонился к нам, и не удивительно, потому что моя старуха говорила в полный голос, все вокруг прислушивались к шипели на нас.
— Она говорит, это мой старик, — сказал я. — Вон тот, что играет на тромбоне…
— Твой отец?
— Так она говорит.
— Пойду взгляну на него поближе, — сказала моя старуха.
— Подожди,
— Довольно я ждала, — сказала моя старуха. — Пятнадцать лет.
И прежде чем я успел ее удержать, она уже начала протискиваться к проходу.
Надо отдать справедливость моей старухе — она умница. Я обмирал со страху, боялся, что вот сейчас она ринется прямо на эстраду, чтоб все решить разом на месте. Но вместо этого она повернулась к эстраде спиной.
Я вздохнул с облегчением и заставил себя не глядеть в ее сторону. Гарри толкнул меня локтем и шепнул:
— Положись на нее: она будет ходить вокруг, пока не найдет местечко, откуда сможет разглядеть его незаметно.
Через несколько минут я увидел, что она огибает дальний конец эстрады. Я все ждал, что тромбон вдруг умолкнет и кто-нибудь спрыгнет на землю.
Она не вернулась.
— Сиди спокойно, — сказал Гарри. — Теперь она следит за ним.
— Будет скандал.
— Ни в коем случае. Подойдем к ней после концерта.
— Вы пойдете со мной?
— Если хочешь.
— Если хочу! Да я умру, если не пойдете.
— Я все равно держался бы неподалеку, — сказал он.
— А вы бы вздули его на моем месте?
— Это уж глядя по обстоятельствам.
Я понял, о чем он говорит, и попробовал разобраться в своих чувствах. Теперь, когда мое желание исполнилось, я отдал бы все на свете, чтобы этого не было. Признаюсь честно, я боялся встречи с ним. Судя по всему, этой встречи и искать не стоило, мне-то уж во всяком случае. Он бросил семью и сбежал. И ни разу не вспомнил о моей старухе, не говоря уж обо мне, за долгих пятнадцать лет. Он был такой же сукин сын, как те, про которых пишут в воскресных газетах. И все же он был частью меня самого, и я хотел знать, что эта за часть такая.
— Только не торопись решать, — сказал Гарри.
— А вы откуда знаете?
— Нетрудно догадаться, — сказал он, потрепав меня по колену. — Это написано у тебя на лице, малыш. Сохраняй хладнокровие и гляди в оба — не делай ничего такого, о чем после придется пожалеть.
Когда предстоит что-нибудь неприятное, я всегда действую с ходу. Так было и теперь. Как только дирижер раскланялся и музыканты зашевелились, укладывая инструменты, я выскочил в проход и стал пробиваться к эстраде через толпу. Гарри потянул меня за рукав.
— Давай лучше кругом обойдем, — сказал он.
И мы обошли кругом. Моя старуха была возле того конца эстрады, где стоял мой предок; глаза сухие, но платок зажат в руке наготове.
— Он?
Она кивнула, не отрывая
— Боже, как он постарел! — прошептала она.
Я ничего не сказал, но подумал, что сейчас он постареет еще больше. Гарри ласково взял ее за руку, давая понять, что нужно уйти.
— Пусти!
— Ах, извини, — сказал он и отошел в сторону.
— Не сердись, Гарри. Кажется, я не в силах довести это до конца.
— Дело твое, — сказал он.
— Я не вынесу скандаля, — сказала она. — И не смогу взглянуть ему в глаза — подумай только, а ведь во всем виноват он!
— Ты как хочешь, мама, а я намерен потолковать с ним.
— Не вмешивайся!
— Я должен увидеться с ним, мама. Хоть раз.
— А обо мне ты не думаешь?
— Но ведь это его отец, Пег, — сказал Гарри.
— Тогда ступай спроси, как его зовут. И если он не признается, уйди.
Я пошел, но тут же вернулся бегом.
— А как его зовут?
— Ясное дело — так же, как тебя.
До меня не сразу дошло, о чем она. Потом я собрался с духом и пошел к своему предполагаемому отцу. На глазок я прикинул, что он тяжелее меня фунтов на тридцать и дюйма на два повыше ростом. Он был без фуражки, и я заметил, что он лысеет. Расстегнув тесный воротничок, он прикуривал у другого музыканта.
Я положил руку ему на плечо.
— Вы Артур… Артур Хэггерстон?
— Ну, допустим.
— У меня к вам поручение.
— От кого?
— Скажу, когда буду уверен, что это вы.
У него было противное лицо, и он мне сразу не понравился. Другие музыканты стали подшучивать насчет свидания с незнакомкой и допытываться, чего он от них скрывает. Он поморщился.
— Ну ладно, я Артур Хэггерстон. В чем дело?
— Один ваш знакомый хочет с вами поговорить, он вон там. — И я махнул рукой в сторону маленькой рощицы.
— У меня нет здесь знакомых.
— Слушай, друг, — сказал я. — Я тебе услугу оказываю. Не хочешь идти, и не надо. Скажи прямо, и мое почтение…
— Ладно, пойдем.
Мы пошли, и я услышал позади голос Гарри:
— Эй, Артур, постой!
Мой старик оглянулся через плечо.
— Там какой-то малый зовет тебя.
— Который?
— Вон тот, черноволосый. И с ним женщина.
Я обернулся и покачал головой. Теперь я решился окончательно — в тот миг, как он сказал «женщина». Мы дошли до рощицы, он огляделся и спросил:
— Где же он — тот, который хотел меня видеть?
— Здесь, — сказал я.
Скосив глаза, я увидел, что Жилец бежит к нам во весь дух. Времени оставалось в обрез. Я ударил его в солнечное сплетение, он заворчал, но не скорчился, и я понял, что промазал. Я сильно ушиб кулак — у него под френчем был словно толстый слой дубленой кожи, — но надо было поскорей ударить еще раз и попасть в точку. Теперь мой кулак наткнулся на его локоть.