День слепого Валентина
Шрифт:
– Это и без тебя понятно, – процедила она, не открывая глаз. Стоило только приподнять веки, как кухня начинала вертеться тугим волчком, раскручивая новые волны тошноты.
– Минералка у тебя есть?
– Глянь в холодильнике.
Данила приоткрыл украшенную магнитными фруктами и овощами дверцу, извлек початую бутылку «Новотерской», наполнил стакан и поставил перед неподвижной Мариной.
– Пей мелкими глотками – начнешь оживать. Слушай, у тебя там сыр, колбаса, можно я бутерброд сделаю? Позавтракать не успел.
– Конечно, – Марина осторожно
– Мурик, тебе во что бы то ни стало надо вспомнить вчерашний вечер, – донеслось из холодильника.
– Без «Мурика», пожалуйста, – процедила Марина, – ненавижу эту дурацкую кличку! И я уже сто раз говорила, что вообще ничего не помню!
– А день, утро? – Даня извлек продукты и принялся сооружать бутерброды. – Понимаешь, твой грандиозный провал в памяти не стыкуется с обычным перепоем. Как правило, человек помнит большую часть попойки и вырубается только после сильного перебора и то это редко случается, если нет такой особенности в организме. Большинство либо засыпают, либо блюют, а потом все равно засыпают. Ты блюёшь и засыпаешь, это я точно помню. Провалами в памяти, тем более до такой степени, ты не страдала никогда. Здесь что-то не так. Напрягись, постарайся вспомнить вчерашний день, начни с позавчерашнего и потихоньку, полегоньку, покадрово…
– Покадрово? – Мозги ломило, желудок отторгал жалкие капли «Новотерской» и она даже не могла понять значения слова «покадрово».
– Да, как кадры кинофильма. Давай попробуем вместе, – он откусил здоровенный кусок бутерброда, и Марина отвернулась, не в силах выносить вида и запаха еды, – что ты делала позавчера?
Девушка задумалась, стараясь не обращать внимания на пульсирующую головную боль.
– Позавчера… я была на работе, – «кадры» были тусклыми и смазанными, – на работе… а потом… потом....
– Ты что и позавчерашний день не помнишь? – изумился Даня. – Ты и позавчера пила?
– Нет, – впервые твердо и уверенно произнесла Марина, – не пила.
– Слушай, – Даня положил на тарелку недоеденный бутерброд, – сегодня утром, когда ты проснулась, у тебя во рту был злобный перегар или нет?
– Я так сразу не скажу… – промямлила девушка, – трудно вспомнить…
– А надо! – рассердился Даня. – Кажется, тебе все равно, посадят тебя или нет? Если адвокату удастся доказать, что ты действовала в состоянии алкогольного опьянения и полностью не владела собой, тебе в лучшем случае грозит шесть-восемь лет!
– Я не пойду в тюрьму! – из глаз Марины неожиданно хлынули слезы. – Страшнее тюрьмы только психушка! Через шесть-восемь лет я там… Нет! Только не тюрьма! Лучше из окна выброситься!
– Со второго-то этажа? – Даня с сомнением глянул в окошко за спиной Марины.
Она посмотрела на Данилу почти с ненавистью.
– Ладно, замяли. Я просто хочу, чтобы до тебя дошло, в какой паршивой истории ты оказалась.
– До меня еще утром дошло!
– Тогда делай что-нибудь, чтобы помочь себе. Пока нужно просто вспомнить.
– Кажется, была только сильная сухость, да и привкус такой… неприятный, горьковатый… Даже не знаю, алкогольный или нет.
– Ладно, оставим, – он снова принялся за бутерброд, – позавчера ты была на работе, дальше что? Пошла домой или куда-нибудь еще?
– Домой, – более-менее уверенно ответила Марина, – да, домой, я еще в магазин заходила, хлеб покупала. Дома поужинала, приняла душ и села перед телевизором приводить в порядок ногти, а потом… Потом Ларка позвонила.
– И что? О чем вы говорили?
– Сейчас… – от напряжения у Марины даже выступил пот на лбу, – черт, никак вспомнить не могу!
– Не чертыхайся – грешно, – тяжело вздохнул Даня и принялся стряпать еще один бутерброд. – Дай-ка мне телефон этой крысы-Ларисы, всегда ее терпеть не мог!
– Ты не мог терпеть всех моих подруг, – вяло огрызнулась Марина, и проглотила еще немного минеральной воды.
– Именно, они у тебя все, как на подбор придурочные. Номер давай.
Марина назвала цифры, и Даня ушел в комнату. Она положила руки на стол, голову на руки и ей захотелось завыть во все горло. Такая ситуация не могла присниться ни в одном похмельном кошмаре. Прислушиваясь к острой боли в голове, к нудной рези и тошноте в желудке, к слабости в коленях, девушка ощущала себя на дне отчаяния.
– Значит так, – вернулся на кухню Даня, – эта трясогузка сказала, что пыталась втюхать тебе приглашения на съемку какой-то передачи.
– И что? – глухо прозвучал голос девушки.
– И втюхала! И вы вместе ходили на съемки, в телецентр, вот где ты была вчера вечером!
– Надо же! – Марине было почти все равно. – Даня, я хочу тебе сказать, что люблю тебя, я всегда тебя любила, только не понимала насколько. Ты не уходи, а?
– Прорвемся, старушка, – он тихонько погладил ее по волосам, – не отчаивайся.
– Мне, наверное, теперь внешность надо поменять, – всхлипнула Марина, – меня в том доме с армией швейцаров наверняка на всю жизнь запомнили!
– Не вопрос, отвезу тебя к Гусику.
– Гусь – собачий парикмахер!
– Да, но Галку-то он свою стрижет и сеструху ее тоже.
– Галку Гусь стрижет? – Марина так изумилась, что подняла голову.
Галка, жена Леши Гусинского, профессионального собачьего парикмахера, неизменно щеголяла роскошными новомодными стрижками. Никто из подруг даже и не сомневался, что Галина не вылезала из дорогих парикмахерских.
– Почему он не идет работать в салоны для людей?
– Не хочет, – Даня откусил бутерброд, – говорит, мне легче десять пуделей постричь, чем одну дамочку, которая мне голову откусит, если хоть один локон не будет лежать так, как ей приснилось. А Галка ему без всяких доверяет, у нее же волосы быстрее растут, чем их отрезают. Можем хоть сегодня же вечером нагрянуть, я заеду за тобой…
– Ты что, уходить собираешься? – Марина мгновенно вцепилась в рукав его теплого серого свитера. – Ты меня бросаешь?!