Денарий кесаря
Шрифт:
Его охватило чувство, похожее на то, что было с коллекцией, после того, как у него отобрали афинку. Только на этот раз пустым и ненужным показалось – все… Даже сама жизнь.
Он остался без любимой работы, без любимого занятия и вот, наконец, без любимой…
«Зачем тогда куда-то ходить, есть, дышать? Зачем вообще – жить?» – подумал он вдруг. И, придя к такому выводу, тяжело поднялся со стула, вышел из квартиры, снова сел на автобус, доехал до площади, вошел в храм. Не отдавая отчета в том, что делает, купил
– Скажите, а где здесь свечу за упокой можно поставить?
– Вон там, - показала она на горящие перед Распятием свечки и с участием спросила: - У вас кто-то умер?
– Да нет, – потерянным голосом отозвался Василий Иванович. – Я хочу поставить ее по самому себе!
И было в его глазах и тоне что-то такое, что женщина всплеснула руками и выбежала из храма.
Василий Иванович поставил свечу. Попросил прощения у Бога, потому что понимал, что собрался сделать то, чему нет оправдания ни в этой жизни, ни в Вечности. И еще не решив, как он сделает это, низко опустив голову, медленно направился к выходу.
Дойдя до открытой двери храма, он скорее почувствовал, чем увидел, что впереди кто-то есть, понял голову и замер.
Перед ним, загораживая, как недавно участковый дорогу, стоял… отец Пафнутий.
– Ну, и что хорошего ты надумал? – строго спросил он. – То зовет: «Беда, помогите!», а то сам в такую беду лезет, в которой ни я, ни кто-то другой уже никогда не смогут тебе помочь! Надо же, до чего додумался: свечку за упокой по живому себе ставить! А ну-ка пошли ко мне! – строго приказал он и, повернувшись, вышел из храма.
Василий Иванович послушно последовал за ним…
В келье старца было тихо и мирно.
Горела перед образами лампада.
Отец Пафнутий, скрывая стон от какой-то жившей в нем боли, присел на краешек своей кровати и с таким участием посмотрел Василия Ивановича, что тот, едва удерживая слезы, принялся жаловаться ему на то, что лишился всего самого дорогого в жизни...
– Да и раньше эта жизнь не особо баловала меня – одна болезнь сердца чего стоит!.. Ведь я всегда ходил под угрозой приступа. Чуть поволнуешься, не доспишь, побежишь и сразу толчок в груди: стоп! Ни куда пойти, ни что-то особо сделать – и так все время, сколько себя помню… Я даже на танцах и в ресторане не был ни разу в жизни! Ну, скажите, за что… за что это всё мне?!
– Болезнь, говоришь? – переспросил старец, не обращая внимания на упоминание Василием Ивановичем школы, монет и даже Насти, сам же ответил: - Так болезнь эта была тебе во благо!
– Во благо?! – опешил ожидавший обычных сочувственных слов Василий Иванович.
– А ты как думал? Не случайно святые люди говорят: «Здоровье – дар Божий, а болезнь – это величайший дар Божий!» Вот и тебя она уберегла от множества падений и соблазнов. Тебе и стараться
– Так…
– Поэтому твоя болезнь – это величайшая милость Божия, а ты – за что она мне? Не за что, а для чего! Для защиты от вечной погибели и твоего же спасения!
– Ясно… – глядя на огонек лампадки, и правда, слегка успокоившись от таких слов, кивнул Василий Иванович.
Этот старец опять удивительным образом ставил все с головы на ноги!
Ну как было не согласиться с ним? Непонятно было другое. И он спросил:
– Ну и что мне теперь делать? Как жить?..
– Что я могу тебе на это ответить? – сказал задумчиво старец. – Увольнение из школы, неприятности на новой работе, потеря интереса к самой сильной страсти, наконец, уход жены – всё это словно освобождало тебя от земных уз. И открывало путь – в монастырь!
– Куда?! – не поверил Василий Иванович, ожидавший всего, чего угодно, только не этого…
– В монастырь! – повторил отец Пафнутий.
– Но я совершенно не приспособлен к нему! – воскликнул Василий Иванович. – Я еще не могу подолгу молиться, часто отстаивать церковные службы. Наконец, у меня больное сердце! Я же ведь вам сказал – чуть перегрузка, и сразу приступ!.. Кто меня с таким возьмет в монастырь?
– А это уже мои заботы, – улыбнулся старец и серьезно добавил: – А что касается сердца, то пока ты будешь в монастыре, у тебя не будет ни одного приступа!
Отец Пафнутий сказал это тем же уверенным тоном, как и тогда, когда обещал, что пока он будет в дороге – дождя не будет.
И Василий Иванович не нашел, что возразить на это.
И только, согласно наклонив голову, слушал и запоминал то, что говорил ему старец: квартиру и все, что остались, монеты продать, деньги, чтобы не было вины перед Ашотом Телемаковичем, передать семье покойного в возмещение похищенной коллекции… И, окончательно освободившись от всего земного, от всех привязанностей и долгов, снова прийти к нему…
7
– Но почему, почему?! – простонала Настя.
Стас проснулся оттого, что в комнате было совсем светло.
«Что это – я проспал?!» – не понял он и ужаснулся от мысли, что опоздал в храм, а значит, и на исповедь.
Но нет. За окном было темно. Это он просто вчера так и уснул с включенным светом.
Стас посмотрел на часы и с облегчением выдохнул: всего шесть утра. Можно еще немного поспать.
Он закрыл глаза, но весь сон как рукой сняло от испуга!
Тогда он взял тетрадь – в ней оставалась еще одна, сделанная в самом конце, приписка, на которую вчера уже не хватило сил. И просто стал читать, больше не представляя себе, как это могло быть на самом деле…