Deng Ming-Dao
Шрифт:
Поток дыхания поднялся в его теле, и он почувствовал нарастающую теплоту. Он сильно сконцентрировался, продолжая глубоко вдыхать. Казалось, что его разум нырнул глубоко внутрь тела, к самому основанию, взмутив соки сексуальности. Поднять со дна эту основную химическую субстанцию, сохраненную за безбрачную жизнь и воспитываемую в медитации с детских лег, было совсем легко. Он объединил семя, дыхание и дух – даосы называли это «Объединением Трех в Одно» – и направил получившуюся смесь вверх, словно это был поток жидкого света. Внутри головы распространилось сияние.
Медитация проходила успешно. Он быстро
Теперь все способности его учителей, ранее казавшиеся просто недостижимыми, представлялись близкими – только руку протяни. Больше того: они виделись ему простыми до абсурда. Ему казалось, что схватить их так же просто, как ребенку взяться за игрушку. Он был на грани экстатического восхищения. В ту же секунду Сайхун понял, что в нем тут же проснулась гордость и его собственное эго. Открыв в себе новую силу, он обнаружил, что увеличилось и искушение. Балансируя на самом верху тонкого столбика высокой человеческой энергии, Сайхун наконец-то осознал, насколько легко с него свалиться.
Сияние разрасталось, подобно встающему солнцу; оно сгущало свои краски, оформлялось, только сейчас оно уже взрывалось, обжигая его изнутри. Вот сияние засверкало новыми красками. Возникло золотистое свечение: оно струилось сквозь Таинственный Портал. Перед Сайхуном был ослепительный поток бесконечности. Сайхун ощутил неуверенность, сильное внутреннее напряжение. Он понимал, что эти чувства и были «стражниками». Это его чувство собственной индивидуальности протестовало против неминуемого самоотрицания. Он хотел уйти от самого себя, но что-то удерживало его. Свечение замерцало.
Потом Сайхун вновь увидел свечение: оно потоком струилось через Портал. Оно помогало накоплению силы. Ему оставалось только подчиниться. Ему оставалось только разрешить этому свечению унести в своих струях все его естество. На этот раз Сайхун лишь ненадолго задумался… и прыгнул в лучистое сияние.
Он тут же почувствовал кратковременное, но сильное ощущение, словно мощный взрыв разносил его в куски. Потом всякие чувства пропали. Его, который все чувствовал, уже не существовало. Был только золотистый свет и слабое ощущение отступления.
Прошли часы, прежде чем осознание вернулось к Сайхуну. Он чувствовал себя странно, словно его разобрали на части. Ему даже показалось, будто он умирает. Чем больше он размышлял над этим, тем больше он чувствовал, что смерть.уже рядом. Вся его сущность, вся его концентрация были связаны с этим светящимся потоком; но остальное тело погрузилось во мрак. Он создал внутри себя настоящий полдень, оставив холодную, тоскливую ночь для остального себя. Его дух, так долго томившийся в плену тела, теперь вышел на свободу, словно прекрасный белый лебедь – живой, пробудившийся, радостный. Дух оставил за собой след из сверкающего сияния и дыхания, такую длинную небесную дорожку. Но при этом остальное тело Сайхуна словно усохло.
Тогда он начал выполнять упражнения, рассеивающие энергию. Постепенно движения вернули его на землю, восстановили существование его собственной малой вселенной
Причиной обета безбрачия, диеты, отдыха, физических упражнений и здорового образа мышления было энергетическое истощение. Теперь Сайхун понял, что это были не просто странные монашеские склонности, а, скорее, отчаянные меры с целью избежать преждевременной смерти во время борьбы за просветление. Чтобы сохранять свою связь с земным планом существования, он должен был уравновешивать влияние медитации специальными травами, диетами и упражнениями. Теперь смысл данного обета помогать другим стал для него совершенно ясен: если каждый уйдет в бесконечность, не останется никого, кто мог бы указать путь.
Сайхун немного отдохнул, хотя слабость в теле еще ощущалась. Потом он заметил двух старых мастеров: те спокойно сидели у костра. Когда он рассказал им о своих впечатлениях, старики заулыбались, сообщив Сайхуну, что вскоре он восстановит свои силы. После этого медитация должна была происходить более гладко, а тело – укрепиться и легче переносить критические волны энергии. Изящный Кувшин как-то невозмутимо отнесся к словам Сайхуна о смерти. Вероятно, для жизненного задания старика этот вопрос не являлся существенным. Тем не менее это вдохновило мастера на дальнейшие объяснения.
– Чтобы понять свою конечную цель, мы должны понять смерть. Смерть – это единственная определенность в этой жизни. С одной стороны, может показаться, что даос весьма тесно связан с явлением смерти из-за своего стремления преодолеть план смертности, чтобы избежать цикла перевоплощения. С другой стороны, смерть достаточно мало заботит даоса, поскольку он относится к ней как к обыкновенному циклу изменений.
Есть одна притча о человеке, который стал жертвой грабителя с большой дороги. Так вот: этот парень, пребывая в уверенности, что в его суме много золота, жутко боялся, что его ограбят. Если бы он знал, что там нет ни гроша! Тогда бы он спокойно отдал сумку грабителю. Теперь посмотри на реальную ситуацию: сума наполнена осенними листьями. Сума – это тело, а листья представляют собой иллюзию «индивидуальности». Правда, в человеке есть кое-что настоящее, реальное; однако оно гораздо дороже золота, и у нас нет над ним власти. Это нечто не появилось вместе с нашим рождением. Оно не росло тогда, когда росли мы. И оно не пропадет после нашей смерти. Вот почему для даоса смерть – ничто.
– А я-то боялся, что вы утратите меня, – сказал Сайхун.
– Даос Бабочка! Даос Бабочка! – засмеялся Хрустальный Источник. – Ты разве не знаешь притчу про бабочку?
– Почему же, знаю, – ответил Саихун. – Но я не вижу никакой связи.
– Тогда позволь мне снова рассказать ее, – произнес Хрустальный Источник. – Я – Чжуан-цзы, и мне приснилось, что я бабочка. Теперь я проснулся и не знаю: был ли я тогда Чжуан-цзы, которому снилось, что он бабочка, или я теперь бабочка, которой снится, что она человек.