Деньги или любовь. Жертвы половой войны

Танцоров Игорь Львович

Для самки же никаких препятствий на пути к самцу не существовало. Возможность привлечь самцов зависела только от её собственной ценности, от её способности быть матерью, от её красоты. Поэтому привлекательность женщины, внимание к ней мужчин, любовь — одновременно первая и социальная, и биологическая потребность, наследуемая второй — детьми. Без любви нет цели в жизни и нет самой женщины — только любовь вносит смысл в её жизнь. Женщина, которую не любят, — это никому не нужная, бесполезная и неоценённая женщина, пусть она хоть утонет в «успехе». Напротив, повышение её ценности посредством денег приводит к её «обобществлению», противоречит самой сути женщины, сути половых отношений, которые для женщины — основные. Женщина, стремящаяся к богатству, так же противоестественна, как мужчина, стремящийся к собственной красоте.

Упрощённо можно сказать, что деньги — смысл существования мужчины, в то время как любовь — смысл существования

женщины. А неуловимое женское счастье (неотделимое от мужского) в достижении и того, и другого.

Но умудрённый читатель наверняка не захочет довольствоваться такой простотой. Как известно, смысл жизни любит, чтобы о нём постоянно думали. И особенно обидно в приведённой формуле положение мужчины, который выглядит банальным стяжателем рядом с женщиной, приносящей себя в жертву любви. Действительно, куда же девает мужчина все эти деньги, которые составляют смысл его жизни, если он не отдаёт их женщине?

Все знают, как часто мужчины тратят свои силы и время на ерунду, за которую не платят, копаются в чём-то бесполезном, пропадают на копеечной «любимой» работе, отправляются в рискованные экспедиции, гробят своё здоровье, придумывают пустые идеи, которые потом, после их смерти, двигают мир вперёд. Зачем? Затем, что мужчина возвращает себя обществу. Отдаёт ему свою индивидуальность, зная, что она не может быть измерена никакими деньгами. Он жертвует собой ради него. Ну или, по крайней мере, жаждет. А это любовь!

Поэтому закончим философию так. Женщина принадлежит мужчине, мужчина — обществу, а смысл жизни — в любви.

И потому его нет.

Другие аспекты метафизики

Безусловно, только рациональное, логическое рассмотрение вселенских эволюционных процессов страдает однобокостью, особенно кричащей в свете противопоставления денег и любви, что в ноосфере массового сознания зачастую ассоциируется с борьбой рассудка и эмоций, разума и чувств. Таким образом, сама дилемма взывает к более объективному подходу, к иррациональному и даже чувственному, что присуще женскому взгляду на мир. Конечно, мир этот как всегда сложнее даже такого дуального анализа. Деньги так же непознаваемы и трансцендентны, как любовь, что особенно наглядно в свете последних экономических кризисов, а любовь — так же рациональна и гносеологична, как деньги, стоит только вспомнить, что это весьма практичный селекционный механизм.

Как мужской взгляд неотделим от когнитивной экзистенции, так и женский — от рефлексивной экспликации. Как ясность неотделима от мрака, так и небо от земли, лево от право, а читатели от писателей. Поэтому можно было бы остановиться на отвлечённо философском срезе проблемы и рассмотреть дилемму в плоскости идеального и материального, субъективного и объективного, а также духовного и телесного. Или можно было бы углубиться в таинства онтологии, осветить бездны теологии, развернуть парадигмы космологии и окунуться в мистику духовно-божественной эмпирики дилеммы, как порождения борьбы добра и зла, истины и лжи, самоотверженности и эгоизма, высокого и низкого, холодного и горячего. Можно было бы также трактовать дилемму «деньги — любовь» как апогей единоборства двух всепроникающих начал — жизнеутверждения и самоуничтожения, как антитезу разделения полов, единение живых существ в их абсолютном, первородном, однополом инобытии, как постижение потерянной в момент зарождения полов космической гармонии. Анализ дилеммы можно было бы даже, в конце концов, вычленить из полового контекста, выхватить из семантики эмансипации, отмежевать от детерминизма эволюции и осмыслить её просто как познание сущей реальности через отражение ТЫ в зеркале Я через призму ОНО. Но кому всё это надо?

Глава III. «Деньги — любовь» как социальная дилемма

Поэтому не будем больше терять время, а отдохнув под сенью философских кущ и выплыв на свет божий из нирваны самопознания, вернёмся в наше проклятое время и посмотрим, как физические процессы, протекающие в глубинах мироздания, накладываются на меркантильные интересы, таящиеся в недрах общества. Пока всё, что нам удалось выяснить в результате праздного любопытства — это что в обществе разрушены абсолютно необходимые личные отношения собственности и уменьшилась эволюционная роль любви. Впрочем, последнее — ненаучная догадка, в отличие от первого — тревожного эмпирического факта. Будем надеяться, что мучительные раздумья позволят нам теперь выявить рычаги воздействия упомянутых процессов, определить точку приложения их опоры, распознать оси искривления социума и ухватить мозолистыми руками суть ответа на предмет вопроса. Чем и займёмся.

Впрочем, эту скучную главу можно также безболезненно пропустить. Если что, все занимательные выводы где-то в конце.

Эмансипация как провокация

История

Начнём

с того, что сказки о «вековом угнетении» — не более чем политическая пропаганда и ложь, придуманная политиками в своих многомудрых целях. Не было никакого угнетения. А если и было, то в совсем варварские времена, задолго до моногамии. И не женщин, а рабов и рабынь. Кто, кроме самой женщины, может решить, любить ей мужа или нет? Или, по мнению этих знатоков сексуальных отношений, нормальный мужчина в упор не знает разницы между любящей женщиной и бездушным телом? Кроме того, даже и в самые дикие времена существовали знатные женщины, пользующиеся куда большей свободой, чем большинство населения, не говоря уж о всемогущих единовластных правительницах. А к тому времени, когда в больных головах озабоченных знатоков появилась идея тотальной эмансипации, всё это вообще было преданьями старины глубокой. К тому времени оба пола вдохновенно сотрудничали в целях борьбы уже не за выживание, а за обогащение. Вдохновенно, как в анекдоте — папа любит маму, мама любит сынулю, сынуля любит хомячка и т. д. Вот такая семейная любовь. И такое же, только с обратным знаком «угнетение» и «эксплуатация», если этими звонкими словечками можно выразить обычные, сочетающиеся с любовью, обязанности — защита, забота, содержание. Именно такого рода эксплуатации подвергался мужчина женщиной. Ещё раз — мужчина женщиной, а не наоборот. Что же касается браков по расчёту, этого грязного пятна на стерильной человеческой истории, то мужчину частенько женили точно так же — не спрашивая. Циничная хитрость подхода теоретиков эмансипации заключалась в том, что личные семейные проблемы, обобщив, сделали социальными, а мужчин и женщин, противопоставив, — врагами. Ибо как ещё должны относиться угнетаемые к угнетателям?

Верхом наивности было бы думать, что женщины могли быть свободны, когда всё общество было основано на насилии, от которого страдали и мужчины тоже. Само собой, женщина всегда была на подчинённом положении, и ещё раньше — физической собственностью. Но её не «угнетали», ею пользовались, что самих женщин, разумеется, вполне устраивало. Потому что кто будет защищать женщину посреди беспрерывного насилия? Кто будет её кормить посреди беспрерывного голода? Кто её любит и ею обладает. И такое обладание женщине — счастье, потому что альтернатива… Но не будем о грустном.

Веселее было бы послушать теоретиков «раскрепощения» женщины, которые очевидно считали, что женщину нужно было защищать и содержать просто потому, что она святая. Разжигая в читательницах обиду на «угнетателей», хитрозадые теоретики и знатоки женской психики одновременно раздували и эгоцентризм слабого пола, чувство исключительности и права на особенное к себе отношение. В их многотомных изысканиях и душераздирающих баснях, выборочно понадёрганных из истории, были такие ужасы, что волосы дыбом вставали. Но как известно, чем наглее ложь, тем больше хочется в неё верить. И впечатлительные современники, а особенно современницы, так прониклись, что и до сих пор не могут думать о женщине иначе как о вечной жертве своей тяжкой доли. В той теоретической писанине было всё, от издевательств над женщинами до надругательств над женщинами. Не было только издевательств и надругательств над мужчинами, кои составляли остальные 90 % человеческой истории. И не было счастливых и довольных женщин. Их постарались не заметить, дабы не портить картину.

Настоящее

Ещё смешнее, что все эти фокусы в конечном итоге привели к тому, что освобождённую от опеки мужчины страдалицу так нагрузили работой, что эта доля превратилась в просто невыносимую! В конечном итоге освобождение женщины стало перманентной задачей эмансипированного общества. И задача эта становилась всё сложнее. Парадоксальным образом, чем больше общество её освобождало, тем сильнее женщина нуждалась в освобождении. Теоретики и практики эмансипации, как первые ученики, взяли пример со строителей коммунизма в отдельно взятой стране — у тех, как известно, было так — чем больше его строишь, тем сильнее в нём классовая борьба. Вот и тут тоже. Молчаливое, но упорное сопротивление классовых врагов женщины в лице реакционно настроенных, патриархальных, собственнических мужчин, никак не слабело. Всё-то они хотели заграбастать несчастных женщин. Поэтому бескомпромиссная борьба с социальным неравенством женщины, её приниженным положением, её постоянной и всё углубляющейся дискриминацией и в семье, и в сфере занятости, и в политике, и в науке, и в искусстве, и везде где только можно, навсегда захватила сердца и умы культурной и политической элиты «цивилизованных» стран. Причём упор делался как раз на экономической зависимости женщин, в чём, и надо заметить довольно правильно, они углядывали корень зла. Своим вульгарным материализмом они засекли и сумели подрубить под корень саму любовь, что навевает мысль, что эти борцы вовсе не такие уж скудоумные, как могло показаться. Скорее, это некое коллективное воплощение самого Разрушителя! Но от таких обобщений мы, пожалуй, всё же воздержимся.