Деньги или любовь. Жертвы половой войны
Шрифт:
Кстати, между странным инди- и всем известным коммунистическим обществом есть незримая связь. И то и другое — абсурд, что наблюдательный читатель, наверняка опытный во всякого рода социальных экспериментах, уже давно понял. Нет, можно, конечно, предполагать и даже спорить, что экспериментальное измельчение ячейки общества до одной живой единицы — это закономерно и правильно. Что это очевидный всякому невооружённому глазу прогресс в сторону прав и свобод, в сторону эффективности производства и роста благосостояния, в сторону избавления от предрассудков и мракобесия. Может быть, может быть… Если только не брать во внимание, что одна живая единица пока не размножается, как и доказывает равнодушная статистика. И было бы странно, будь оно иначе.
Но разве это не естественно для человека —
Зададимся следующим вопросом. Какое утверждение звучит правильнее:
1. Размножаться — сугубо личное дело, а дело общества — не лезть не в свои дела.
2. Размножаться — священный долг, а дело общества — найти способ заставить граждан выполнять его.
Наверняка № 2? В конце концов, раз уж доброе государство так помогает женщине, почему бы ему не потребовать что-то взамен? Что? Неужели нет?
Если пассаж о дискриминации мужчин наверняка оставил читателя равнодушным, то уж такое — вряд ли. Заставлять людей заводить семьи и детей?! Жуть. Мы все настолько привыкли к понятию «прав человека», что вся наша гордая психология восстаёт, ропщет и клокочет гневом. Права человека — это святое. За эти права пролито столько крови, сколько, наверное, не было пролито даже за золото (хотя это одно и то же). Кровь проливали в борьбе с деспотиями, тираниями, против самодержавия и абсолютизма, монархий и автократий. Но никогда за права человека не боролись с самим обществом. Потому что оно не было представлено в виде супостата. Поэтому благо общества — это химера. Нечто реально несуществующее. Такого понятия нет в правоведении, в правосудии, в праве вообще. Нет его и в юстиции, в юриспруденции, в юридической науке и жизни. Короче нигде. У общества нет прав. Оно может благополучно сгинуть в аду. Главное, чтобы права индивида не были затронуты. В этом суть свободы и прав эгоиста. И суть либеральной демократии — ярмарки прав, где все торгуются со всеми за свои права и права одного означают бесправие другого. Суть общества, которого нет, а есть только сумма индивидов.
Но ведь общество есть! И с ним не шутят. Есть и природа. С ней вообще шутки плохи. А откуда взялся он, этот гордый индивидуализм? Да он всегда был, только очень-очень незаметный. Потому что всю свою историю — от пещерной коммуны до самой до демократии — человек выживал в коллективе. И отвечал за свою большую дружную семью. И прятал свой эгоизм в самые дальние закоулки души. С воцарением демократии пришёл капитализм. А с воцарением капитализма — демократия. И началось. Человек теперь выживает один — демократия гарантирует ему права, а капитализм — экономическую возможность. А значит, нужда в коллективизме и ответственности исчезает. С нуждой исчезает и сама ответственность, как порождение всего лишь окружающих социальных условий, а не каких-то там инстинктов. Да и ладно. Разве плох эгоизм? Не будь эгоизма, не было бы выгоды, не было бы денег, не было бы ничего. Общество освобождается от всего лишнего и регулируется деньгами. И это хорошо и правильно.
Но и кроме общества есть ещё кое-что. И всё это остальное, что есть в жизни человека, регулируется любовью. Только в обществе человек может корчить из себя индивидуалиста и выживать в одиночку. Любовь — это минимум двое. Тут-то и нужна ответственность. Тут-то и появляется баланс. С одной стороны — общественный индивидуализм, а с другой — семейный коллективизм. Строго говоря, само общество есть хоть и внушительная, но всего лишь надстройка над личными отношениями. В основе-то всё равно семья, которая ни деньгами, ни правами не регулируется. Для общества семья — это нечто целое, неделимое. И отсюда вытекает парадоксальный вывод. Права есть не у человека, а у семьи. Не может быть личность «свободна» в одиночку. Не должна. Любая свобода невозможна без самоограничения. И значит, без семьи нет свободы.
Более того, только наличие семьи, как необходимого очага коллективизма, делает возможным индивидуализм. Потому что
Но, конечно, лишать человека прав ради того, чтобы он вспомнил о чём-то очень важном, ужасно негуманно. Всем нам очень хочется верить во всё хорошее, и в частности в то, что человек — венец творенья, и он сам обо всём помнит, печётся и тревожится. Сугубо добровольно. Но возможна ли в принципе добровольная семья в обществе индивидуалистов?
Плохой, как говорится, вопрос, потому что ответ мы уже знаем. Индивидуализм — психология социального эгоизма. Как со стороны мужчины, которому не хочется содержать и отвечать за кого-то, так и женщины, которой дорого желание жить как ей вздумается. И желания эти так же естественны, как и отсутствие семьи в обществе, где воспитываются только эгоисты. Эгоистам не нужна семья. А человек, воспитанный вне семьи, в свою очередь, не знает обязанностей, не знает взаимопонимания, не знает любви. Он знает или пренебрежение, диктат коллектива, или бесконечное потакание своим желаниям, в зависимости от того, куда он попадает — на улицу, в детский дом или к матери-одиночке. Только нормальная многодетная семья готовит ребёнка к обществу, прививает дух коллективизма, взаимовыручки, ответственности. Маленький, сплочённый коллектив — противовес большому, безликому обществу, в котором человек теряется и обретает одиночество. Без круга родных и близких не бывает полноценной психики, бывают только депрессии, наркотики и самоубийства — отличительные черты инди-общества. А кто благополучно выстоял, становится индивидуалистом и эгоистом. И его психология становится психологией всего эмансипированного общества.
В том числе и нашей с вами.
Примечательно, что изначально индивидуализм вовсе не задумывался таким уж отвратительным, каким он стал с эмансипацией. В младенчестве он был невинным естественным эгоизмом, сокрытым в дальних уголках души каждого коллективистски ориентированного товарища. Потому и воцарение капитализма с демократией было не только прогрессивным, но и нелёгким делом. К счастью, роды прошли благополучно, и святая троица, задающая вектор формирования общества — «психология — экономика — политика», явилась народу в реинкарнации «капитализм — демократия — права человека», а сам естественный эгоизм воплотился в несгибаемую идеологию, которая прочно подпёрла фундамент современного общества.
Эгоизм легко оправдать, но в данном случае у истоков превращения стоял не один, а целая плеяда мыслителей, объяснивших даже самым бестолковым, что личность — высшая ценность, а свобода личности — высшая цель. В те низменные времена и свобода, и личность были мусором под ногами, которые топтали все кому не лень, а потому эти высокие идеалы указали прямую дорогу к счастью. И было бы не только глупо, но и безнравственно отрицать их путеводную роль.
Идеалы имеют свойство ослеплять. Потому нет ничего удивительного, что индивидуализм, как воплощение всех этих идеалов, так горячо отозвался в сердцах и тогдашних коллективистов, и нынешних эгоистов. Потому неудивительно, что до сих пор так страшно ставить под сомнение чистую и непорочную идею независимости, освобождения и прочей примазавшейся эмансипации. Потому так страстно хочется молиться на ещё одну святую троицу — свобода, равенство, братство — нимало не задумываясь о том, что у нас там теперь сёстры в братьях.
Спев свою лебединую песню и при этом намертво застряв в мозгах, подгнивающий индивидуализм попал в лапы некрофилов-эмансипаторов, бессовестно приложивших его туда, куда прогрессивная плеяда ни за что бы не догадалась — к святая святых, к семье и любви. Так гуманная идеология счастья и прогресса, вопреки всем законам биологии выродилась в гадкого утёнка — психологию бессердечного себялюбия, которую взяла на вооружение современная армия борцов за свои права, успешно разваливших с её помощью и семью, и общество.