Деньги на ветер
Шрифт:
На контрольно-пропускном пункте охранники из кубинской разведки дремали под бугенвиллеей.
«Лада» подала ублюдочный сигнал, и, как бы компенсируя его неполноценность, водитель с бычьей шеей прокричал в окно грубое ругательство.
Солдат в зеленой нестроевой форме распахнул ворота, за ними открылась длинная аллея жакаранд и манговых деревьев. В ветвях суетились попугаи, трогоны, раскрашенные в цвета кубинского флага, и желтогорлые зяблики. В воздухе зловеще парили фрегаты, раскинув крылья, подобные кривым турецким саблям.
Машина подъехала к одноэтажному дому в испанском колониальном стиле. В
У входа стоял черный «крайслер-нью-йоркер» пятидесятых годов.
— Где это мы?
— Уймись, цыпа, сколько раз тебе повторять: заткнись!
«Лада» остановилась. Водитель помог мне выйти. Молодой человек в синей форме подошел к машине и приложил палец к губам.
— Что все это значит?
— Тихо. Он еще спит, — вполголоса ответил молодой человек.
— Кто?
— Кофе не хотите?
— Что? А, да… Хочу.
Подошли к дому. Ставни были открыты, просматривались не только комнаты, был виден и пейзаж, простиравшийся по ту сторону дома, до самой Гаваны.
— Сюда, — указал молодой человек и повел меня к домику за усадьбой.
Перед распахнутой дверью приютилось несколько столиков. Человек шесть сотрудников Министерства внутренних дел пили за ними кофе.
— Алекс, еще чашечку, тут к нам только что пожаловали из Мехико.
Алекс, пожилой седовласый человек с очень темной кожей, взял кофейную чашку и повел меня к столику подальше от сотрудников.
Улыбнулся мне, произнес тихонько, глядя на них:
— Паразиты!
Вернулся с кофейником и сахарницей:
— К сожалению, поесть ничего не осталось.
— Ничего. Где мы находимся?
— На вилле «Финка Вихия». — Он с удивлением посмотрел на меня и ушел.
Где-то я это название слышала, только не помню где. Налила себе эспрессо, добавила кубик белого сахара. Не дав ему раствориться, начала пить.
На Кубе хорошо умеют делать две вещи — сигары и кофе. Местные кофейные зерна, местный сахар, вода тоже местная. И крепкий! Действует молниеносно, и, несмотря на постепенно овладевающую мною панику, я не смогла не улыбнуться.
Впервые за последние дни в голове прояснилось. Я откинулась на спинку белого пластикового кресла и облегченно выдохнула.
Так, Меркадо, почему бы тебе не разобраться, что происходит? Я в каком-то саду. Сад великолепный. Гибискусы, олеандр, «золотой дождь», гортензии. В воздухе разлит пьянящий аромат цветов. Под деревьями полдюжины видов орхидей и небольшие, волнующиеся от ветерка куртины с красивыми белыми цветами марипосы. Эти ароматные цветы — национальная эмблема Кубы. В период борьбы за независимость марипосу считали символом восстания. Тут же десятка два охранников, верный признак того, что это — не дом Jefe. С головой у Бороды с годами становится все хуже, он не выезжает без сопровождения полубатальона солдат. Может быть, кто-нибудь из министров или посол из…
Часы в доме пробили шесть раз.
Я уловила какое-то движение.
И занервничала. Облегающие черные американские джинсы и туфли, пусть даже на низком каблуке, —
Налила себе еще чашку кофе.
Вернулся молодой человек в синей форме. У него были длинные ресницы и приятная улыбка.
— Вас хотят видеть. Пройдемте, пожалуйста.
Кто? Кто?!
Мой провожатый вел меня вдоль фасада, мимо плавательного бассейна; через двойные двери мы вошли в дом.
Дом напоминал музей. Старомодная мебель, на кухне — плита. Никаких современных бытовых приборов. При виде украшающих стены охотничьих трофеев я вспомнила, что такое «Финка Вихия», дом с башней. Я никогда тут не бывала, только читала об этой вилле. Дом с окнами, выходящими на обе стороны, безупречный бассейн, ухоженный сад, ставни здесь не закрывают, чтобы обитатели могли видеть рассвет, утренний туман и море вдалеке. Для опытных убийц, выжидающих снаружи, эта усадьба — просто находка.
По стенам развешаны головы горных козлов, ибексов и антилоп, на полу — шкуры других убитых животных. Книжные шкафы, выкрашенные белой краской, переполнены книгами. На столах журналы «Филд», «Спектейтор», «Нью-Йоркер» от ноября 1958 года. Афиши, возвещающие о бое быков. Смелые полотна Миро и Пауля Клее. Латы с небрежно наброшенной на них шкурой гепарда. Скульптурная композиция Пикассо «Голова быка». И, примостившись на краешке одной из двух находящихся в комнате одинаковых кроватей, такой же странный и нереальный, как Пикассо, в пижаме и черном шелковом халате сидит центральная фигура картины — Рауль Кастро.
Остатки волос тщательно выкрашены в темный цвет. Загорелая кожа на лице и шее свисает складками. Под желтоватыми глазами — мешки, но в отличие от Фиделя у него сохранились собственные зубы, и даже в столь ранний час Рауль выглядит гораздо моложе своего брата.
Увидев меня, он поднес палец к губам и указал на кровать. В комнате он был не один, на другой кровати спала молодая женщина. Ничего скандального в этом нет. Хотя Вильма Эспин и покинула этот мир совсем недавно, с матерью своих четверых детей Рауль расстался уже лет двадцать назад.
Он указал в сторону кухни. Дом одноэтажный, комнаты образуют анфиладу. Только в кухне можно закрыть двери.
— Сюда, — шепотом позвал Рауль.
Мы вошли, и из кухни тут же выскользнули двое сотрудников ГУР.
Рауль тщательно закрыл дверь; опираясь на сосновый стол, открыл ставни.
— Который час? — осведомился он.
— Шесть пятнадцать, — тихо ответил голос из-за окна.
Рауль зевнул и покосился на окно.
— Кофе, — попросил он.
Присел к столу и жестом пригласил меня.
— Времени у нас мало, к десяти усадьба открывается для туристов.
— Я не понимаю, что происходит.
Рауль улыбнулся и потер подбородок. В исполнении любого другого кубинца такой жест — явное указание на Бороду, но Рауль всего-навсего оценивает состояние щетины.
Через окно передали кофейник, две чашки и сахарницу. Рауль налил себе эспрессо, сахар не положил. Понятно, как ему удалось сохранить зубы.
— Происходит, товарищ Меркадо, допрос.
Страх нарастал в геометрической прогрессии. Мне было страшнее, чем на замерзшем озере. Снаружи полно людей из ГУР и министерства, но Рауль, видно, собирался заняться мною лично.