Деньги на ветер
Шрифт:
— Это не беда, — бормочет Эстебан, роясь в бардачке. Достает и передает нам два шоколадных батончика.
— Так, ешьте быстрее, приехали.
Машина останавливается возле дома постройки семидесятых годов, в те времена такая архитектура, наверно, воспринималась как футуристическая. Изогнутая крыша, расписанные бетонные стены, бетонные колонны под просторным балконом-террасой, большие стеклянные окна, из-за которых помещение летом превращается в духовку, а зимой в морозильник.
— Поработаешь на Сьюзан. Она хорошая. Из CIA. [7]
7
Игра
Я снова побледнела.
Эстебан рассмеялся и добавил:
— В Гайд-парке, не в Лэнгли.
Но я все равно не понимала.
— Занимается поставкой продуктов. Шеф-повар. Ну же, Мария, очнись! Ты иностранка, приехала сюда работать, вот и все. Делай, что она тебе скажет. С гостями не разговаривай. Когда закончишь, она позвонит мне, я за тобой заеду. И слушай, с гостями ни слова, они люди большие, но если спросят, нет ли наркоты, говори, что можешь раздобыть высокого качества канадскую марихуану, мексиканский кокаин и еще есть новинка — японский мет. Ты слушаешь? Что я сказал?
— Мексиканский кокаин, местная марихуана, японский мет, — повторяю я.
— Хорошо.
— А героин? — спрашивает Пако.
— Хороший вопрос. Ты мне нравишься. Мыслитель. Мы в Фэрвью героином не торгуем. Проблемы с поставщиками. Если спросят про героин, конечно, говорите, что достать можно. Согласятся на хорошую цену, пошлю кого-нибудь за ним в Денвер. Ну, иди, войдешь через черный ход, Сьюзан тебя ждет, скажет, что делать. Выполняй все ее распоряжения, не вздумай чем-нибудь огорчить.
Ваза с фруктами. Апельсины. Груши. Бананы. Киви. Первый раз в жизни вижу киви. Сегодня многое впервые.
— Да что с тобой? Ты что, умственно отсталая? Хватит таращиться, помоги погрузить остальное обратно в фургон. По договору ты здесь работаешь до полуночи. Сверхурочные я никому не плачу.
Сьюзан — тридцатилетняя американка, голова из-за практичной короткой стрижки напоминает черный шар. Подвижный носик, лицо приятное, манера вести себя — нет.
— Извините, — произнесла я по-английски.
— «Извините»? В задницу твои извинения. Тебя не для бесед наняли. Нет у нас времени для «извините». Давай шевелись, да поживей.
Дело близится к полуночи. С ужином на вечеринке покончено. Четыре часа тянулись, как четверо суток.
Мы с Пако вкалывали на кухне. Освобождали тарелки от объедков, мыли их, носили продукты и напитки из фургона Сьюзан, а потом обратно. Ее официанты, белые парни и девушки, обслуживали гостей, а все остальное время торчали на кухне, сплетничая и глядя, как
— Вот с этого началось восстание Спартака, — шепнула я Пако, поднимая вазу с фруктами.
— Кого?
Какая-то девушка подтолкнула меня локтем, я споткнулась в не по размеру больших туфлях, не удержала вазу, апельсины, груши и киви покатились по полу. Нагнулась, стала их собирать.
— В отбросы, — сказала Сьюзан.
— Простите? — не поняла я.
— В отбросы гребаные! Они ведь грязные. В мусор теперь.
— У бананов же… э-э… — Я не сразу смогла вспомнить английское слово «шкурка» и сказала по-испански: — La piel de banana испачкалась, сами-то они чистые.
— Тебя как звать?
— Мария.
— Больше тебя нанимать не буду. А теперь заткнись, твою мать, и выкинь грязные фрукты в мешки для мусора.
Сьюзан ушла в гостиную и объявила официантам об окончании работы. Потом что-то еще им сказала и вернулась на кухню.
— В основном на сегодня — все, но в гостиной надо прибрать, там что-то пролили… Тебе придется остаться, уберешь. Ты, э-э, не очень против? — спросила она фальшиво-примирительным тоном. — Скажу Эстебану, чтобы приехал за тобой через двадцать минут.
— Конечно, — согласилась я, а про себя добавила: «Шла бы ты к растакой матери…»
Она и пошла — удалилась через заднюю дверь, а мы с Пако пошли в гостиную посмотреть, что там разлилось.
Свет был приглушен, дымно, человек шесть мужчин по очереди затягивались косячком под музыку «Пинк Флойд», лившуюся из гигантской серебристой стереосистемы. Все в возрасте примерно от тридцати до сорока. На нас не обратили внимания, но я сразу поняла, в чем дело. Кто-то пролил на персидский ковер красное вино. Мы с Пако пошли обратно в кухню за губкой и горячей водой.
На обратном пути в прихожей столкнулись с самим Брэдом Питтом. Он, стоя у парадной двери, махал рукой собравшимся.
— Не могу остаться. Просто заглянул поздороваться, — говорил он.
— Да ладно тебе, старина, — уговаривали его.
— Нет-нет, правда не могу. Был у Круза, сейчас едем в Вейль. Просто, думал, поздороваюсь, и все, — продолжал Питт.
Я так и застыла, глядя на него: вся в поту, в мокрых руках губка и тазик с водой — нашу встречу с Питтом я воображала себе совсем не так.
Разумеется, я много раз видела его в фильмах на пиратских компакт-дисках, изготовленных в Китае. Последним фильмом с его участием, который мы посмотрели вместе с Рики, была «Троя» — там Питт играет Ахиллеса, сына Зевса. Сегодня он был с бородкой и в уродливой шерстяной шапке, но все равно выглядел как бог.
— В чем дело? — спросил стоявший рядом Пако.
— Брэд Питт, — прошипела я.
— Кто?
— Mierde, да что ж ты ничего не знаешь-то?
Питт пробормотал что-то, махнул рукой и ушел. Остальные вернулись к марихуане.