Денис Котик и царица крылатых лошадей
Шрифт:
«Нет, пусть лучше провалится эта дискотека сквозь землю. Вместе со всеми этими дурацкими модами!» — решил Денис.
«А с Лехой я потом лучше сам поговорю. Один на один. Чтобы больше так не делал, придурок майский!» — решил Денис, и на душе у него вроде как полегчало.
Он посмотрел Антону Кулачнику прямо в его упрямые глаза и твердо сказал:
— Отцепись. Не знаю я ни фига. И знать не хочу.
Вид у Дениса был таким грозным, что даже новоиспеченный боксер Кулачник сразу пошел на попятную.
— Да
— Никаких проблем, пацаны, — примирительно сказал Альберт Подольский. — Я тут вообще подумал, что нам эта школьная дискотека? Можем устроить у меня дома еще и получше! Моды эти ваши тоже можно у меня дома показать! И всех делов!
— А родители разрешат? — с сомнением спросили девочки.
— Спрашиваете! Да предки у меня просто шелковые!
— А место у тебя в квартире есть? — скептически спросила Оля.
— Ха! Да у меня восемь жилых комнат, не считая гостиной и двух ванных! Так что в следующее воскресенье приглашаю всех к себе! Но только учтите: гамбургеров я не обещаю. И колу тоже несите с собой сами!
Класс грянул дружное «ура»! Да так громко, что директриса Роза Марленовна, которая подслушивала у замочной скважины под дверьми, едва не оглохла.
А после обеда Денис подкараулил Леху Тюленько в парке.
Как и ожидал Денис, Леха выгуливал своего Баксика под каштанами центральной аллеи.
Выглядел Леха понурым. Когда Денис окликнул его, одутловатое лицо Тюленько стало затравленным и испуганным, словно бы Денис был не Денисом, а Фредди Крюгером, явившимся за своей очередной жертвой.
— Чего это ты тут делаешь? — спросил Леха.
— Тебя ищу, — без обиняков ответил Денис.
— Делать тебе нечего? Я вообще-то болею…
— Ага. Двухсторонним воспалением хитрости, — скептически процедил Денис.
— Ну, не веришь — не надо, — Леха сделал вид, что обиделся, и даже два раза натужно кашлянул. — Вообще-то я простудился.
— Оно и видно. А чтобы температуру побыстрей сбить, пошел в парк прогуляться.
— Я бы не пошел. Но собаке-то надо в туалет! Не может же она ходить прямо в подъезде!
— Ну почему, вот Мопассан, кот нашей соседки, только в подъезде и делает…
— Мой Баксюта не из таких. Он у меня культурный. А вообще чего ты меня искал? — робко спросил Тюленько.
— Поговорить надо.
— О чем это? — ощетинился тот.
— Да о Виоле Ивановне.
Леха посмотрел на Дениса глазами, полными ужаса, но тут же кое-как взял себя в руки и даже попытался соврать.
— Она что, меня сегодня вызывала?
— Не вызывала.
— Странно, — наигранно удивившись, пожал плечами Леха. — А то в прошлый раз обещала… Что проходили?
— Ничего не проходили. Урока не было.
— Виола заболела?
Увы, актер из него был препаршивейший. Такого актера режиссер наверняка задушил бы на первой же репетиции, если бы вдруг взял его в свой театр.
— По кочану, — довольно грубо сказал Денис. — Надоело мне это. Хватит из меня дурака делать. Знаю я все.
— Что это «все»? — переспросил Леха. Голос его предательски дрожал.
— Да все. Про картину твою. И про то, что это ты нарисовал. Ну, может не нарисовал, а художнику заказал.
Леха молча посмотрел Денису прямо в глаза. Взгляд у него был полубезумный. И Денис вдруг подумал, что Леха вот сейчас возьмет — да и упадет в обморок, как директриса на лестнице перед школой.
И что он тогда будет с ним делать? Кричать на весь парк «доктора! доктора!»? Или делать ему искусственное дыхание, как учили на уроках самообороны и выживания?
— А откуда… откуда ты знаешь? — с трудом выдавил из себя Тюленько, часто-часто моргая.
— Откуда-откуда… Догадался!
— И что? Ты… ты… рассказал им?
— Кому?
— Ну… в школе… Виоле, остальным…
— Нет, Леха. Я ничего никому не рассказал.
С минуту Леха Тюленько переваривал услышанное. А затем… бросился к Денису обниматься, ну точь-в-точь как футболисты после забитого в неприятельские ворота гола.
— Друг! Ты настоящий, настоящий друг! Спасибо, Денька! Спасибо! Даже и не знаю, как сказать… как благодарить!
— Эй-эй! Постой! Да постой же ты, Леха! — едва отбился от дружеских излияний чувств Денис. — Во-первых…
— Что? — сияя идиотской улыбкой, спросил Тюленько.
— Во-первых, никакой я тебе не друг…
— Так ты сказал им, что ли? — голос его помертвел, а выражение лица враз превратилось из ликующего в обреченное.
— Нет. Но ты меня не дослушал. В общем, во-первых, никакой я тебе не друг. Никогда мы с тобой друзьями не были. Друг у меня — Тигра. А ты мне только приятель. И, между прочим, у Джека Лондона написано, что между этими двумя словами такое же расстояние, как между Лос-Анджелесом и Нью-Йорком. Но я все равно им не сказал. Хотя они очень и очень меня об этом просили. И даже заставляли!
— Но тогда почему…
— Потому, что это подло — выдавать товарищей. Даже когда товарищи сами погрязли в подлости.
— Это тоже у Джека Лондона написано? — серьезно спросил Леха. (Его очень впечатлило выражение «погрязли в подлости».)
— Написано. Почти.
Леха покраснел и отвел взгляд — якобы затем, чтобы посмотреть, как Баксик гоняет по кустам жалкого карликового пинчера, каждая нога которого была чуть толще зубной щетки. А на самом деле потому, что ему было очень стыдно.