Дерево ангелов
Шрифт:
Нина раскрыла объятия и задохнулась от ужаса: они перехитрили ее — это он, ее малыш! И они чуть было не заставили ее взять его на руки. Ее любовь к сыну была сильнее всего на свете, и она волной захлестнула Нину.
— Нет! Нет! Нет! Нет!
— Неужели она сделала это со своими руками острой шпилькой?
— Да. Мы и подумать не могли, что она способна на такое…
— И она неприлично ругалась во весь голос?
— Язык не повернется повторить. Я еще не слыхала от женщины таких слов. Потом
— Продолжайте, мисс Трулав.
— Она сказала: «Если ребенок приблизится ко мне, он умрет».
— Мне очень жаль, мисс Трулав, но вы же понимаете, что при таком положении другого выхода нет. Уверен, вы согласитесь со мной. Все это очень печально, но хорошо, что у мальчика есть вы, его тетя, и он не окажется брошенным на произвол судьбы. К тому же он еще так мал, что не будет скучать по матери.
Они что-то надели на нее и так туго стянули рукава за спиной, что у Нины кровь застучала в висках.
— Неужели без этого нельзя обойтись? — все причитал чей-то голос. — Неужели без этого никак?
Глава двадцать третья
— Я вам что говорила, негодница? Сквернословов кормят мылом. — Демон в обличье медсестры развязал ей рукава, и Нина взвыла от боли, белым пламенем хлынувшей по рукам. Мочевой пузырь не выдержал, и кожу обожгла горячая влага.
— Лежите уж в этом, голубушка, все равно сейчас завернем вас в мокрые простыни.
Руки были словно чужими. Медсестры распластали ее голое тело, как тряпичную куклу, и стали перекатывать с боку на бок, пока она не оказалась запеленута в тугой кокон влажных простыней.
— Ну вот… — К макушке приложили и небрежно привязали кусок льда, обжигающего хуже огня. — Мы еще заглянем. Приятных снов!
Послышался смех, потом свет погас, и в замке с лязганьем повернулся ключ.
Нина лежала в мертвой тишине и темноте. Все тело горело от нестерпимого зуда, но нельзя было сделать ни малейшего движения, и, как она ни старалась взять себя в руки, ее опять обуял панический ужас, что она не сможет дышать и умрет от удушья. Страх медленно превратился в жар, и лед на голове начал таять, стекая прохладными ручейками по лицу, а туго запеленутому телу становилось все теснее и теснее в мокрых простынях.
А потом опять произошло чудо. Ощущение тесноты и удушья прошло, злоба и все дурное отхлынули, и наступил блаженный покой.
Позже кто-то пришел, размотал простыни и пригладил ей волосы, пробормотав: «Умница, умница». И она погрузилась в глубокий, безмятежный сон.
— Почему ты не взглянешь в небо, милочка? Сегодня перистые облака — такие красивые!
Но Нине нужно было смотреть под ноги, чтобы, не споткнуться.
— Некоторые солдаты на фронте видели в облаках ангелов. Так они узнали, что мы победим.
— А война кончилась?
— Нет.
— Я тоже
— Неужели.
— Я поверила ему, хотя, может быть, напрасно.
— Скоро ты начнешь работать в огороде. Всем ведь нам нужно добывать себе пропитание.
— Нина.
— Да.
— Как ты себя чувствуешь?
— Я устала.
— Говорят, ты весь день работала в саду. Даже без передышки.
— Да.
— Тебе понравилось?
— Да.
Он улыбнулся.
— Надо бы и мне попробовать. — Он заглянул ей в глаза. — Значит, ты больше не считаешь себя виновной в чьей-либо смерти? Или в том, что началась война?
— Нет. — Нина почувствовала жалость к нему, ведь он устал не меньше ее. — Мы все виноваты.
— Вот-вот. Всеобщая вина. С этого и начнем?
— Начнем что?
— Говорить.
— Просто говорить?
— Просто говорить.
— Ого, Нина! — Нина увидела перед собой коричневые башмачки. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Мэгги. — Да ты превратилась в заправского садовника!
Нина посмотрела на свои руки — грязные, заскорузлые, сильные. Они были ее рабочим инструментом.
— Что тут у тебя растет?
Повернувшись, Нина повела ее по узким проходам между грядками со стручковой фасолью.
— Да тут настоящий лес! — нервно рассмеялась Мэгги, и Нина замедлила шаг: в этом лабиринте легко заблудиться, если не знаешь дороги.
— Фрэнк передает привет. И Чарльз в письме просил кланяться. И миссис Лэнг, и Фэй Проктор. Ты знаешь, сколько ты уже пробыла здесь?
— Восемь месяцев. — Об этом сказал ей вчера доктор Астор.
В руке у Мэгги была сумка.
— Может, вернемся на лужайку и посидим в тени? — предложила она.
Нина заколебалась — она еще не закончила прополку.
— Пожалуйста, Нина, мне жарко.
Когда они вышли на лужайку, Нина сказала:
— Мэгги, ты меня навещаешь, а вот Анна, кажется, ни разу у меня не была. Может, она приезжала вначале, и я просто не помню?
— Нет.
Они сели на скамейку. Нина поглядела на свои руки и сказала:
— Я спрашивала у доктора Астора, и он божится, что с Кириллом все в порядке.
Мэгги похлопала ее по колену:
— Да-да, в полном порядке, клянусь тебе. О Кирилле можешь не беспокоиться. Он крепкий, здоровый малыш.
Нина вздохнула с облегчением.
— Нина, тебе здесь хорошо? — Мэгги стиснула сумочку. — У этой лечебницы хорошая репутация, мы наводили справки. А медсестры хорошо к тебе относятся?
— Да, — покривила душой Нина и замолчала, надеясь, что Мэгги скоро оставит ее и она сможет вернуться в огород.
Война кончилась, во всех церквях звонили в колокола. Звонили и в маленькой часовне при лечебнице, и медсестры хлопали в ладоши и смеялись. Наблюдая за ними, доктор О’Нил, самый старый из врачей, покачал головой: