Деревянная грамота
Шрифт:
Только успели разобраться с рукавицами, только Веретенников со своими санями убрался со льда, — послышался пронзительный, привыкший справляться с большими пространствами голос.
— Посторонись, люди добрые! — зычно вскрикивал статный молодец, в котором Стенька уже почти без удивления признал Томилу. — Посторонись! Накры везу!
Он тащил за собой санки, груз в которых был обвернут в сено и увязан в рогожу. Следом шел молодой парень с палочками.
— Пропустите веселого!
— А
— Да вот же накрачей!
— Молод больно!
Выйдя к месту, где была проведена по льду боевая черта, скоморох стал раскутывать накры. Вожаки стенок сошлись к нему — оговорить его действия.
— И то — что за бой без грохота! — с тем Трещала треснул его по плечу, да так, что хилому человеку и на ногах было бы не удержаться. Однако Томила и сам в стенке стаивал, и сам перед стенкой в сгрудке силушкой похвалялся. Он вскинул голову, всем видом показывая, что удар для него не удар, а так, вроде муха крылышком задела.
— Ай, здоров молодец! — похвалили из толпы.
— Даст Бог здоровье в дань, а деньги сам достань! — сразу же отозвался скоморох.
— Гляди, не проворонь! — сразу отозвался из толпы кто-то зловредный. Стенька усмехнулся и решил пробиться малость поближе к боевой черте. Сверху-то, конечно, виднее, да снизу-то слышнее. Ему же страсть как хотелось знать, о чем будет говорить с бойцами причастный к пропаже деревянной грамоты скоморох.
— Ну-ка, Лучка, грянь! — велел Трещала своему выученику.
Молодой скоморох взял палочки, строго посмотрел на свое музыкальное орудие, примерился — и раздался мелкий отчетливый треск, палки били по коричневой коже все быстрее и быстрее, пока накры не зарокотали, перекрывая шум и созывая всех добрых людей смотреть потеху.
— Ну, Томилушка, пошли стенку становить, — сказал Трещала. — Кто в сгрудку пойдет — ты иль я?
И приосанился — пусть все видят, что не жаль ему дорогой шубы с шапкой, лишь бы покрасоваться перед народом. Томила прекрасно эти затеи понимал и знал, как надобно отвечать.
— Ты биться мастер, а сгрудка — это не бой а баловство одно. Твой час еще впереди. — довольно громко заявил скоморох. — Дай-ка сегодня я выйду. Только вы уж меня поберегите, расступитесь вовремя. Я вам завтра пригожусь.
— Да не бойся! Уйдешь целехонький!
Народишко меж тем сбивался вокруг накрачея Лучки. Одни нахваливали, другие поругивали — что, мол, тихо бьет. Лучка, не придавая значения гнилому слову, выдерживал ровный рокот, хоть уже и с напрягом — даже губу закусил. Оборвал, когда Томила постучал его ладонью по плечу, — будет, мол, потом наколотишься, сейчас дух переведи!
Стенки выстроились поперек реки, в трех саженях от боевой черты каждая. Становились бойцы в три ряда —
— Гляди ты! А сказывали, Гордей-целовальник за Трещалу биться будет! услышал Стенька прямо возле собственного уха.
— Нет Гордея! — подтвердил другой голос. — За кого же он, блядин сын, выйдет?
— Коли выйдет! Сказывали, захворал Гордей.
— Жаль — боец ведомый…
— Точно ли захворал? — раздался подозрительно знакомый голос. Стенька, насколько позволяла плотная толпа, повернулся — и точно, Данилка Менжиков!
— А ты что, молодец, его здоровым встречал? — спросили у Данилки.
И тут Стенька даже рот приоткрыл. Он, навыкнув опрашивать свидетелей, уже наловчился чуять вранье. Конюх сказал самые обычные слова — видеть, мол, не видел, — да только Стенька знал, что это не так! Откуда знал — сам бы не мог объяснить.
— Разве у них кроме Гордея и в чело встать некому?
— Так вон же Ногай! — объяснили подлецу Данилке и даже рукавицей показали на рослого мужика.
— Так, значит, если кто об заклад побьется, что Трещала одолеет, то денег не потеряет? — не унимался злейший враг. Стенька едва не застонал вот тоже нашел время тонкостям кулачного боя учиться…
— Сегодня-то, поди, не потеряет, ямщики после вчерашнего хоть и бодрятся, а слабоваты, вон и Афонька не пришел, а он у них в челе стоит. Вот коли Трещала против Одинца выйдет — то тут уж хорошенько подумать надобно…
— Одинец одолеет!
— Коли бы у Трещалы были Гордей и Бугай — то и не одолел бы!
— А знать бы, где Гордей прячется!
— Может, он у них не чело держит, а надежей-бойцом стал? Стоит себе тихонько отвернувшись, чтобы по роже не признали?
— А как Трещала даст знак — тут он и выбежит!
— Отродясь Гордей надежей-бойцом не бывал!
Весь этот спор Стенька слушал вполуха — ему было куда любопытнее, что делается на льду. Да и мужикам тоже — они довольно быстро угомонились.
Вдруг грянули накры, словно пробуждая всех, и бойцов, и зрителей. И засвистела, заревела очнувшаяся толпа:
— Даешь бою!!!
Тут же раздался оглушительный визг — женки и девки, заходясь от восторга, стоголосо звенели так, что уши закладывало:
— И-и-и-и!!!
Дыхание понемногу иссякало — и, наконец, осталась лишь одна, самая стойкая, и она завершила победный визг невольным смехом.
Накры зарокотали тише.
Обе стенки разомкнулись, выпустили атаманов. Те вышли — в тулупах, но не слишком длинных, в шапках, но с рукавицами — пока что за поясом. Обвели взглядом вражеский строй.