Деревянная грамота
Шрифт:
— Вот она, правда-то, и вылезла! — завопил Трещала. — Я-то уж не знал, не ведал, какому святому свечки ставить! Простите меня, молодцы, не знаю, как звать-величать!
Он выскочил из-за стола и размашисто поклонился конюхам в пояс, всем четверым.
— Рано радуешься, Трещала, — осадил его Тимофей. — Пусть сперва Одинец скажет, так ли дело было.
Одинец молчал, словно воды в рот набрал.
— Нам, Аким, до мертвых тел дела нет, пусть с ними Земский приказ разбирается, — сказал Богдаш. — Ты уже слышал — мы деревянную грамоту ищем. Перфишкино
Одинец, сидя на стуле, стал сгибаться, словно бы норовя лечь лицом на колени.
— А для того и выкрал, чтобы меня подставить! — вместо Одинца отвечал Трещала. — Маркушка-то мне родня! Его мать, Арина, ко мне за сынком присылала! А я-то ни сном ни духом! С сестрами, с братьями поссорить меня хотел! Чтобы вся Москва говорила — он-де, Трещала, родню свою обижает!
— Аким! Ты оправдаться можешь? — строго спросил Тимофей. — Ведь мертвое дело только тому могло понадобиться, кто знал про деревянную грамоту!
Ответа не было.
— Голубчики мои! Доброхоты мои! — выкрикивал Трещала. — Да ведь вы мне его головой выдали! Век за вас Бога молить стану!
— Успеешь помолиться! — отмахнулся от него Тимофей. — Ты бы лучше с дедовым наследством нас не путал!
— Да вот те крест — нет у меня никакой грамоты! Хоть весь дом обыскать нет!
Трещала перекрестился, выдернул из-за пазухи гайтан с крестом и поцеловал, а конюхи переглянулись — и точно ведь, обыскали — нет!
Неожиданно Одинец вскочил и бросился к двери.
Горница была невелика, весу в Одинце — столько, что он бы эту дверь с косяком вместе вынес, и он сам это прекрасно знал. Тихого Семейку же, стоявшего у косяка, боец просто не принял в расчет — таких он одной левой десяток мог уложить играючи.
Но Семейка, посторонясь, мгновенно оказался у Одинца за спиной, ухватил своими двумя руками его правую и завернул назад, добравшись одновременно сильными пальцами сквозь рукав до локтя. Здоровый мужик, взревев, рухнул на колени.
— Учись, свет, пока я жив, — сказал Семейка Даниле, удерживая Одинца без особой натуги. — Не одни кулаки-то дело решают.
— Пусти его, — велел Тимофей. — Не позорь мужика. Впредь умнее будет.
Одинец встал.
— Ну, что привязались?! Ничего я не знаю! Никаких девок не перекупал! Вот те крест! — Одинец перекрестился на образа. — Сдохнуть мне, коли я с Рождества хоть с одной чужой девкой словом обменялся!
Тимофей с Данилой переглянулись.
— Но ведь девка наша к тебе на двор приходила? Ее ни с кем не спутаешь она ростом выше тебя самого! — напомнил Данила.
— Да что я — на девок глядеть стану? У меня дома три, женка нарожала да и сама не рада! Не знаешь, куда от ихнего гомона и сбежать!
— Может, твой Сопля с ней дело имел и ее перекупил? — догадался Богдаш.
— Кабы он на
— Так с чего бы нашей девке нам врать, будто тело к тебе на двор привезли, а выкрадено для каких-то неведомых скоморохов? Мы ее знаем, она и сама со скоморохами дружбу водит! Твоего Томилу уж точно знает — он в ватаге у Настасьи-гудошницы, а Настасья ей подружка! — воскликнул Данила.
— Так, может, это Настасья нам всем врет? — перебил Тимофей. Настасья-то скоморохов покрывает! И она Авдотьицу перекупила!
— Да ее в те поры и на Москве не было! — вступился за куму Данила.
— Так кто ж ее, стерву, перекупил? — задал разумный вопрос Богдаш.
— И еще — КОГДА ее перекупили? — уточнил Семейка.
— И верно! — Тимофей треснул кулаком по столу. — Ведь она сколько раз в приказную избу бегала, прежде чем нас в Хамовники потащила?!
— Неужто приказные? — изумился Данила.
Видя, что конюхи затеяли какой-то свой малопонятный спор, Трещала притих, а Одинец и по природе был неразговорчив. Они лишь глядели озадаченно, а тем временем нить розыска потянула в каком-то вовсе неожиданном и нелепом направлении!
— Ведь коли та окаянная Авдотьица Земским приказом перекуплена — так она знаешь что сотворить могла? — Богдаш поднял палец вверх и на роже изобразил тревогу пополам с ужасом. — Она могла высмотреть, кто тогда вывез мертвое тело, правду сказать подьячим, а они ее научили, как нас обмануть! Ведь мы бы и без нее в конце концов могли дознаться, что тело пропало. Вот она и поволокла нас в Хамовники, и забрела в первый попавшийся двор, а потом и доложила — мол, для скоморохов тело выкрадено, за скоморохами гоняйтесь, голубчики мои! А это Одинцов двор оказался!
— Погоди, Богдаш! — тут и Семейка поднял перст. — Коли она нас обманула значит, приказные знают, где тело! Значит, они могли и по следу пойти, и тех воров поймать, и от них хоть чего-то добиться! А они все вокруг Печатного двора мыкались!
— Они сразу двумя дорожками бежали, — проворчал Тимофей. — И в печатне гонца из Немецкой слободы заманивали, и с мертвым телом разбирались…
— Да коли разобрались бы, коли бы грамоту сыскали — нас бы дьяк тут же отозвал! — воскликнул Богдаш. — Ведь кто тело выкрал, тот и грамоту отнял, потому что тело с грамотой связано!
— Так, выходит, Одинец с братией в этом деле ни при чем?! — сообразил Данила. — Коли он тела не вывозил?
— Ну, это теперь только Авдотьица сказать может, — заметил Семейка. Она одна их и видела. Коли не соврет…
— Так поди ее найди! — возразил Богдаш.
— Аким! Ты за телом в избу приходил или не ты? — строго спросил Тимофей. — Коли не ты — так наш розыск с самого начала не тем путем шел! И кто Авдотьицу перекупить мог — заново выяснять надобно!
— А кому это было выгодно — чтобы нас со следа сбить? — не дав Одинку ответить, спросил Данила. — Тем ли, кто с бойцами связан?