Деревянный ключ
Шрифт:
— Не сместят. И чинить тебе препятствия он не станет, когда я посвящу его в подробности.
— Но почему только теперь, дедушка? Зачем ты раньше ему ничего не рассказывал?
— Затем, что это было ни к чему. Хотя бы до сих пор он, в отличие от меня, жил спокойно. Теперь же, когда предсказанное начало сбываться, настало время ему узнать, что он столь ревностно хранил все эти годы.
— Как — что? Сокровища Храма.
— А что такое, по-твоему, сокровища?
— Ну… Золото, драгоценности, завесы из виссона…
— Глупости! Золото, драгоценности —
— А что же?
— Ты это скоро узнаешь, мой мальчик. Теперь уже скоро. Мы с твоим отцом должны все хорошенько обдумать. Ступай пока и помни: пусть даже небо упадет на землю, но ты должен быть рядом с царем до последнего и во что бы то ни стало придать его останки погребению по обычаю!
— Я обещаю, дедушка! Но…
— Что?
— Почему ты так уверен, что этот твой ессей не ошибся?
— Потому что иначе моя жизнь потеряла бы всякий смысл. Понял?
Ночь на 2 сентября 1939 года Роминтенская пуща Мартин подошел бесшумно, но Шоно, кажется, был способен услышать даже шелест крыльев бабочки:
— Ты очень кстати, мой мальчик. Будет правильно, если следующую часть истории расскажешь ты. А я пойду будить Беэра.
— Желаю удачи! Не приближайся к нему слева!
— Ничего, я хорошо уворачиваюсь.
Он удалился, притворно покряхтывая. Вера и Мартин некоторое время неловко молчали, точно жених и невеста, впервые оставленные наедине. Затем она виновато вздохнула, подвинулась к нему, взяла за руку:
— Ты злишься на меня?
— Бог мой, да за что же мне на тебя злиться?
— Если бы не я, вы плыли сейчас на пароходе в Америку.
— Не бывает никакого «если бы». И злюсь я не на тебя, а на себя. За свою слабость. Но давай, пожалуйста, не будем говорить об этом!
— Как скажешь, любимый. Давай будем говорить о древних. Что там дальше случилось с этим Аббой?
— Известно, что после трех лет беспрерывных сражений Антигон проиграл Ироду вчистую — его ставка на парфян оказалась фатальной ошибкой. По взятии Иерусалима Ирод добился от Антония того, чтобы свергнутый царь был обезглавлен топором, до тех пор римляне никогда не казнили плененных монархов таким позорным способом. Произошло это в Антиохии, куда Антигона доставили в цепях, ибо изначально Антоний предполагал использовать его для своего триумфа в Риме. Захваченного же вместе с царем Аббу ввиду малолетства всего лишь жестоко бичевали, а затем продали в рабство в Вавилонию на шесть лет. Но и по прошествии этого срока возвращение на родину Аббе было заказано под страхом смерти — навсегда. Вавилония, напомню, была частью Парфянского царства.
— Как так? Продали в рабство врагам?
— Не совсем. Продали тамошним иудеям, с которыми Ирод, в отличие от тех, что были ему подвластны, всегда прекрасно ладил. По закону еврея можно было продать только единоверцу и не более чем на шесть лет.
—
— Нередко. Как правило — за долги. Отношение к долговым обязательствам было весьма и весьма серьезным. Клочком пергамента человека можно было заставить себе служить, словно голема. Поэтому люди брали взаймы только в самых крайних случаях.
— Разве сегодня что-то изменилось?
— Нынешняя Ойкумена неизмеримо шире. В те времена изгнание — добровольное или вынужденное — зачастую означало гибель или неволю. Мало кто мог решиться на бегство.
— А что же, выкупить мальчика из рабства было нельзя? Он ведь, как я поняла, был из обеспеченной семьи.
— Отец Аббы Элиэзер ради того, чтобы приблизить сына к царю, сам сделался сподвижником последнего и был казнен Иродом в числе сорока пяти главных сторонников Антигона. Разумеется, он предвидел такой финал и сознательно пошел на жертву. Также он предвидел, что все его имущество отойдет к Ироду и Антонию, поэтому кое-что успел спрятать — и не только деньги, но старый Хизкия к тому времени уже опочил, а самому Аббе возможность добраться до тайника в южном предместье Иерусалима представилась только через четверть века.
— А что изменилось? Он был амнистирован?
— О нет, Ирод никого не прощал. И пока он был жив, ходу Аббе на родину не было. Но в том году, двенадцатом до нашей эры, Ирода вызвал к себе Октавиан Август для расследования многочисленных исков и жалоб, поступавших от иудеев на высочайшее имя, и вскоре по стране пролетел слух о том, что Ирод мертв. Это совпало по времени с восстанием в Трахоне — одной из подаренных Ироду Августом провинций, лежащей как раз на границе с Парфией. Едва прослышав об этом, Абба, к тому времени свободный сорокалетний купец, неоднократно доходивший с караванами до Китая, то есть человек бывалый и знающий цену риску, бросил дела и устремился через Трахон в Антиохию, взяв с собою молодую жену на сносях.
— А это-то зачем? Такая обуза в опасном предприятии…
— На то могло быть несколько причин, в том числе — пожелание самой Мириам…
— Так ее звали Мириам?
— Да. Ее впоследствии прозвали Мириам-парфянка — по месту рождения. О ней известно, что она происходила из тех левитов, что не вернулись в Землю Обетованную после вавилонского плена. Так вот, у меня есть основания полагать, что она попросту не отпустила мужа одного. Например, мотивировав это тем, что человек, путешествующий с женой, куда менее подозрителен, нежели одиночка.
— С беременной женой!
— Ну, в начале пути это было еще совсем не заметно.
— Предположим. Но объясни мне, пожалуйста, вот какую вещь: что мешало Аббе отправиться в путь раньше на несколько лет? Я вообще слабо представляю себе античные реалии, но тогда же не было удостоверений личности с фото, пограничных кордонов, виз и всего такого? Почему он не мог назваться каким угодно именем? Да и кто узнал бы его? Можно подумать, у каждого стражника был с собой список всех изгнанников!