Держава том 4
Шрифт:
Смерть Льва Толстого, как и ожидалось в министерстве внутренних дел, вызвала студенческие беспорядки.
«Не начало ли это поворота?» – ликующе писал Ленин в заграничном органе социал-демократов.
Да ещё в конце месяца, на каторге, в знак протеста против телесных наказаний каторжан, отравился и умер убийца Плеве Егор Сазонов.
В Петербурге, на Невском, произошли уличные демонстрации, к которым, впервые после 1905 года, примкнула небольшая часть рабочих.
В середине декабря начались рождественские вакации, и студенческие волнения пошли на убыль.
К
В Московском университете ректор Мануйлов, его помощник Мензбир и проректор Минаков подали в отставку.
В ответ их не только сняли с занимаемых постов, но и отрешили от профессорских должностей.
Тогда часть студентов объявила забастовку на весь весенний семестр. Но среди студенчества уже не было того единства, что в революционные годы. Многие продолжали посещать лекции.
Министр народного просвещения Кассо, сменивший осенью прошлого года Шварца, предпринял решительные действия против всякой агитации и потребовал от преподавательского состава читать лекции при любом количестве слушателей.
Посещаемостью особенно отличились Высшие женские курсы. На лекции приходило всего по нескольку человек.
К ним министр просвещения никаких репрессий не предпринимал, помня, что во время войны с Японией, учившиеся в этих стенах дамы даже слали поздравительные телеграммы микадо, став потом верными подданными российского императора и добропорядочными матерями и жёнами.
«И эти перебесятся и успокоятся», – думал он.
Весь февраль и март студенты пытались срывать занятия, но в начале апреля выдохлись или «перебесились», по мнению министра просвещения.
Число слушателей стало возрастать, и студенты приняли решение о возобновлении занятий.
Газеты активно и оживлённо освещали эти события, посвящая им первые полосы, но в обществе студенческие беспорядки и забастовки не вызывали былого сочувствия.
И даже наоборот.
Пресса, не желая терять читателей, мигом перестроилась, публикуя на своих страницах критические статьи, осуждающие шкодников: «Надо надеяться, что студенты сами поймут моральную недопустимость и полную нецелесообразность этого средства борьбы, разрушающего высшую школу».
Эсеры и социал-демократы в быстром наведении порядка винили Столыпина, обвиняя его в том, что сумел переломить настроение большинства россиян в пользу государственной идеи, нанеся огромный удар революционному движению.
К тому же девятый и десятый года были самыми урожайными в истории России – чего бастовать-то – живи и радуйся.
Император с семьёй, после революционных лет, когда не осмелились прибыть даже на похороны великого князя Сергея, смело ездили не только за границу, но и по просторам Российской империи.
Так, в конце августа – начале сентября 1911 года в Киеве намечалось открытие памятника императору Александру Второму.
Официальные торжества решил посетить император с дочерьми.
Помимо государя ожидалось прибытие некоторых великих князей и высших сановников, включая Председателя Совета министров Петра Аркадьевича Столыпина.
Тайная
Общее руководство охраной император возложил на товарища министра внутренних дел, командира корпуса жандармов, генерал-лейтенанта Павла Григорьевича Курлова.
Однако, согласно давней традиции, за обеспечение безопасности царской семьи отвечали генерал-губернаторы.
Столыпин весьма удивился, когда узнал, что Киевский, Подольский и Волынский генерал-губернатор Фёдор Трепов младший, указом императора, в сфере безопасности подчинён Курлову.
Это беспрецедентное решение император принял без согласования и даже уведомления министра внутренних дел. Столыпина просто поставили перед фактом.
Пётр Аркадьевич сдержал эмоции и не стал устраивать демарш, рассчитывая позже обсудить это казусное решение с императором.
Однако генерал-адъютант Трепов воспринял такое положение вещей как унижение – подчиняться какому-то там прохвосту Курлову, и подал рапорт об отставке, мотивируя своё решение тем, что считает оскорбительным то обстоятельство, что его отстранили от высшего надзора за охраной государя. В этом он усматривает признание его недостойным занимаемого поста.
Столыпин, дабы погасить разгорающийся перед началом киевских торжеств скандал, написал Трепову письмо, в котором не очень убедительно пытался оправдать ошибочность высочайшего решения. Следом отправил ещё одно, с припиской: по прочтении уничтожить, где реалистично обрисовал ситуацию, в которой министр внутренних дел не всегда властен назначать своих заместителей: « Генерал-лейтенант Курлов – креатура дворцового коменданта генерал-адьютанта Владимира Дедюлина, весьма влиятельного в ближайшем окружении царя. А так как он видится с императором чаще, то сумел повлиять на него. Государю, как я понял, важна система политических противовесов. Николай не желает, чтоб премьер обладал всей полнотой власти, ибо хозяин земли русской – ОН».
Курлов отрядил в столицу Юго-Западного края тридцатитрёхлетнего статского советника Митрофана Веригина, которому недавно посодействовал в назначении вице-директором Департамента полиции. И попросил Дедюлина направить в Киев мастера политического сыска полковника Спиридовича, занимающего должность заведующего охранной агентурой, выполняющей функции обеспечения безопасности императорской семьи.
– Ибо он находится в вашем подчинении, а не министерства внутренних дел. К тому же прекрасно знает Киев, поскольку три года занимал там должность начальника охранного отделения, кою, можно сказать, передал своему товарищу по Павловскому военному училищу подполковнику Кулябко.
– И не только должность, но и сестру, – хохотнул Дедюлин. – Подполковник является свойственником Спиридовича. Но находится явно не на своём месте. Два года назад Киевское охранное отделение инспектировал полуопальный, – вновь хохотнул, – генерал Герасимов. Очень умный господин. Он констатировал полный развал агентурной работы, бесцельное разбазаривание выделенных на неё средств и низкий профессиональный уровень агентов, с характерными агентурными псевдонимами: «Водочный», «Пивной», «Ликёрный».