Держава (том второй)
Шрифт:
Прочитав сигнал, адмирал Того незаметно смахнул слезу: «Уриу — настоящий самурай», — огляделся, не заметил ли кто его слабость.
В 4:00 пополудни Объединённый флот подошёл к острову Шингл, где вахтенный одного из кораблей, к югу от острова, заметил какое–то судно.
Адмирал Камимура приказал крейсеру «Адзума» догнать его.
Вскоре выяснилось, что это русский пароход «Аргунь».
«Поход начался с хорошей приметы, — скрывая от окружения радость, подумал Того, — а я верю в приметы».
В 5 часов вечера Объединённый
Через несколько минут адмиральский крейсер резко дёрнулся и застопорил ход. Сам Уриу едва устоял на ногах, не понимая, что могло случиться.
— Кит. Налетели на кита, — услышал возгласы матросов и, глянув за борт, увидел окрашенную кровью воду с плавающей тушей раненого животного.
Приказав дать о случившемся радиограмму на головной броненосец, распорядился следовать по заданному маршруту.
«Вот ещё одно благоприятное предзнаменование, — получив известие с «Такачихо», подумал Того. — Россия, как этот кит, истечёт кровью, столкнувшись с нашим флотом».
В 5 часов вечера фельдъегерь доставил записку военному министру России Куропаткину: «Алексей Николаевич, завтра, в 11ч. 30 мин. у меня соберётся совещание по вопросу, следует ли разрешать высадку японцев в Корее, или силой принудить к отказу. Прошу вас приехать к указанному часу. Николай».
«Следует узнать мнение управляющего морским министерством», — распорядился подать карету Куропаткин.
Морской министр был не один. Рядом с ним сидел за столом начальник Главного Морского Штаба контр–адмирал Рожественский.
— Здравствуйте Фёдор Карлович, — поздоровался с Авеланом Куропаткин. — Здравия желаю Зиновий Петрович, — улыбнулся Рожественскому. — Я к вам по тому же вопросу, о котором имеете честь сейчас беседовать…
— А откуда, уважаемый Алексей Николаевич, вы знаете, о чём мы беседуем? — добродушно указал на кресло Авелан.
— Думаю, о войне с Японией, — усаживаясь, произнёс военный министр, заметив, как вытянулись лица его собеседников. — И более того… Полагаю, речь шла об адмирале Алексееве, — с трудом сдержал улыбку, наблюдая за поражёнными его догадливостью моряками.
— Ежели вы обо всём осведомлены, то зачем вам наше мнение? — переглянулся с начальником штаба Авелан.
— Меня интересует техническая сторона вопроса, в коей я не слишком силён, — благожелательно глянул на адмиралов военный министр.
— Алексей Николаевич, не сомневаюсь, что технически и по составу наш флот сильнее японского, — с достоинством ответил Авелан. — Только вот.., — замолчал он, глянув на начальника Главного Морского Штаба, будто прося его поддержки.
— Только вот мы с Фёдором Карловичем, — продолжил мысль морского министра Рожественский, — несколько сомневаемся в командующем Тихоокеанской эскадрой вице–адмирале Старке…
— Но почему, господа? — изумился Куропаткин.
— На то есть веские причины, — вздохнул Авелан, остановив свой взгляд на карте Дальнего
— В мирное время ему цены нет, — поддержал Авелана начальник его штаба, — но в военное — увы…
— Почему, в таком случае, вы не замените его, коли не доверяете? — удивлённо поинтересовался Куропаткин. — На флоте есть прекрасные адмиралы: Макаров, в первую очередь, Дубасов, Скрыдлов, Бирилёв… В конце концов, контр–адмирал Рожественский может взять в опытные свои руки руководство Тихоокеанским флотом… Ведь война надвигается, господа…
— Служить под началом наместника? — усмехнулся Рожественский. — Увольте!
— То же самое изрекли и Дубасов с Бирилёвым, когда предложил им этот ответственный пост, — иронично усмехнулся Авелан. — Как же… Считает себя сыном императора Александра Второго.
— Хотя и не законным, — вновь закончил мысль своего начальника Рожественский. — К тому же вбил в голову, что великий администратор, а главное — флотоводец, — язвительно уставился на карту с красным Порт—Артуром, будто видел там наглого адмирала и бесцеремонного наместника в одном лице. — Двуликий Янус, — по ассоциации с возникшим из пучин Тихого океана образом, плавно закруглил мысль и заразительно рассмеялся, чуть приподняв над картой руки, словно приглашая коллег поддержать его, что те и сделали.
На совещании у императора, успокоенный адмиралами Куропаткин, на вопрос самодержца: «Стоит ли силой воспрепятствовать высадке японцев в Корее, и если да, то в каком районе?», уверенно ответил:
— Ваше величество, когда составлялся план стратегического развёртывания в Южной Маньчжурии, Алексеев принимал за аксиому факт, что наш флот не может потерпеть поражения… Основываясь на этом, считаю высадку японских войск на западном берегу Кореи невозможной.
— Ваше величество, — вставил реплику, присутствующий на совещании министр иностранных дел, — Зачем, в принципе, открывать боевые действия… Если есть хоть малейшая возможность избежать войны, следует этим ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ. Предлагаю уступить их требованиям по вопросу нашего присутствия в Корее.
«Чего же ты раньше «не пользовался», — подумал Куропаткин, — схватился в последний день, когда японцы отношения с Россией разорвали».
Будто прочитав мысли генерал–адьютанта Куропаткина, Владимир Николаевич добавил:
— Японцы поступили весьма опрометчиво, отозвав своего посла и высылая из страны нашего.
— Разумеется, — не слишком ласково глянул на Ламздорфа государь, отчего у того пропала всякая охота говорить.
— Я считаю, — важно произнёс дядя царя, генерал–адмирал Алексей Александрович, торжественно подкрутив вверх усы, — что макаки не рискнут на морскую операцию. Их удел — сидеть на деревьях своего острова, — оглушительно захохотал он, но резко оборвал смех, с обидой убедившись, что его никто не поддержал, даже самый младший по чину, свиты контр–адмирал Абаза, нёсший в этот день свитское дежурство.