Державный

Сегень Александр Юрьевич

Волк уже взял себя в руки и со спокойной совестью поцеловал мёртвую голову в лоб. Кость была такой же холодной и влажной, как пол под коленями. Приложившись губами к «печати пророков», он наконец взглянул на тех, кто окружал его. Перед ним стояли четверо незнакомцев в чёрных мантиях и чёрных клобуках, длиннобородые, похожие на жидов или греков. Справа от них Волк увидел брата своего и молодого дьяка Ивана, сына новгородского попа Максима. Слева стояли… Боже ты мой!.. сам митрополит Зосима, недавний гонитель еретиков, в том числе осудивший и попа Максима, и государев окольничий Андрей Иванович Бова. Цвет государева двора окружал Волка — первосвященник, глава посольского ведомства, любимый окольничий… А эти-то кто, которые впереди стоят? Один из них стал произносить какие-то заклинания на неизвестном

Волку языке. Когда он окончил, Бова сказал Волку тем самым голосом, который обращался к нему, когда глаза закрывала темна:

— Возьми краеугольный камень и вручи его великому кормчему.

Волк бережно взял с каменной плиты череп и передал его в протянутые руки незнакомца, произносившего заклинания. Тот приложился губами к костяному лбу и сказал:

— Грядите по мне и аз сделаю вы ловцы человеком.

Волку показалось странным, что он повторил слова Христа из Евангелия, ибо только что тут произошло отречение от Иисуса. Бова и Максимов подняли его с колен и повели следом за тем, кого назвали «великим кормчим». Тот, неся перед собой череп, возглавлял шествие. Трое других незнакомцев шли слева и справа от него и несли зажжённые светильники. Пройдя шагов сорок, они очутились в подземном помещении с высоким, саженей трёх, потолком. Посреди таинственной темницы располагался каменный колодец, вокруг которого они трижды обошли, следуя за великим кормчим, а тот при этом непрестанно произносил заклинания. Когда уходили, Фёдор приблизился вплотную к колодцу и произнёс одну из своих опакушных молитв — «Отче наш», только задом наперёд.

Так состоялось посвящение Ивана-Волка в тайное сообщество отрицающих Христа и Святую Троицу. Вместо Троицы посвящённые поклонялись единому светоносному богу-строителю, его премудрости Софье, иначе по-еврейски именуемой Хохмой, и камню премудрости, камню преткновения, также называемому печатью пророков и священным адамантом. Вместо Символа веры читалось сочинённое Фёдором Курицыным «Лаодикийское послание», загадочное по смыслу, но только для непосвящённых. Кому надо, тот понимал, о чём идёт речь:

Душа самовластна, заграда ей вера. Вера — наказание, ставится пророком. Пророк — старейшина, исправляется чудотворением. Чудотворения дар мудростию усилеет. Мудрости — сила, фарисейство — жительство. Пророк ему наука, наука преблаженная. Сею проходим в страх Божий. Страх Божий — начало добродетели. Сим вооружается душа.

Вскоре Волк узнал имена четырёх незнакомцев, совершавших обряд посвящения. Это были великий кормчий Схария и три его протодиакона — Шмойло Скаравей, Хозя Кокос и Моисей Хануш. Все четверо — жидове. Они тайно посетили столицу и в скором времени покинули её, обделав все свои дела.

Сообщество имело свою иерархию. Во главе его на Москве стоял Фёдор Курицын, именуемый великим мистро. Ему подчинялись три протодиакона — митрополит Зосима, Андрей Бова и угрянин Мартын, который устраивал дела Фёдора на Западе и постоянно ездил из Москвы в Венгрию и обратно. Протодиаконам подчинялись диаконы, каждому по три. А каждому диакону подчинялись три протодьяка. А каждому протодьяку — три дьяка. И так далее. Имелись ещё стряпчие, стремянные и жильцы. Нижние чины не проходили столь торжественного посвящения, коему подвергся в подземелье дома на набережной Волк Курицын. Его сразу приняли в диаконы и поставили над ним Андрея Вову, коему служили два других диакона — Максимов и Кленов. Максимов был зятем покойного протопопа Алексея, настоятеля Успенского собора в Кремле. Архиепископ Геннадий Новгородский посмертно разоблачил Алексея как еретика, но ни дочь жидовствующего протопопа, ни зять не пострадали от гнева Державного — Курицын заступился за них и держал

Максимова в своём ведомстве. Кленов был купец, причём весьма богатый.

Тотчас же после посвящения Волк был отправлен с посольством к кесарю Максимилиану и целый год провёл в немецких землях, объездил множество городов, восхищаясь их устройством, ведя порученные ему переговоры вместе с Бовою и Максимовым. В Любеке встречался с печатником Бартоломеем Готаном и договаривался с ним о присылке на Москву учеников для устроения русского книгопечатания.

Вернувшись из посольства, Волк продолжал идти в гору. В числе личных государевых дьяков сопровождал Державного в Новгород во время войны со свеями. Ему поручались важные судебные разбирательства и составление ценных бумаг. Через шесть лет после так и не состоявшегося конца света Иван-Волк Курицын в списке думных чинов был назван вторым великокняжеским дьяком. Его брат Фёдор — третьим. Так было надо, чтобы тайная иерархия чинов не соответствовала видимой. Одно время ведь и митрополит Московский состоял в тайном подчинении у великого мистро Фёдора.

Сам Фёдор подчинялся протодиакону великого кормчего, но никто не знал, кому из трёх — Ханушу, Кокосу или Скаравею. Скорее всего, Ханушу, ибо тот чаще других наведывался на Москву…

— Волк, а Волк! — раздался из темноты голос Максимова.

— Чего тебе? — нехотя отрываясь от воспоминаний о заграничных путешествиях, отозвался Курицын.

— А тебе жалко было Бову?

— Чего это ты о нём вспомнил?

— Сам не знаю. Вспомнилось отчего-то.

— Жалко. Он неплохой был. Хотя и не нашего поля ягода. По происхождению только проник в тайное тайных, душою же слаб оказался для истинного света разума, не выдержал. Ересь христианская в нём проснулась…

Вновь наступила тишина, оглашаемая лишь крысиной вознёй.

Посвящённые называли христиан еретиками, лишившимися истинного зрения, точно так же, как христиане называли посвящённых еретиками, заблудшими в жидовство. Посвящённые обязаны были презирать христиан и стремиться выискивать среди них «светлых», то есть готовых к познанию Хохмы, Софии, премудрости Великого Муроля.

С Бовой случилось несчастье. Тьма неведения и заблуждения вновь ниспала на его буйное чело. Он, потомок рыцарей-храмовников, побывавший в таинственных святилищах Франции и Италии, прошедший через множество священных обрядов, явился однажды к Фёдору Курицыну и объявил ему следующее: он раскаивается в бесчисленном множестве грехов своих и хочет уйти в монастырь, но перед этим он требует от всех членов тайного московского сообщества покинуть Москву и навсегда поселиться где угодно — в немецких, угорских или фряжских землях, но только не на Руси; если же его требование не будет выполнено, он обещает составить для Державного полное и подробное описание деятельности посвящённых с перечислением всех имён и тайных чинов.

Волк присутствовал при этом разговоре, а накануне он вместе с Вовою ездил в Переславль искать там одну из Лаодикий или Аркадий, как на тайном языке посвящённых назывались бездонные подземные колодцы, разбросанные по всему свету. Все они ведут к самому сердцу Земли, где находится чертог Великого Муроля. Земля подобна огромнейшему живому существу, а лаодикии и аркадии — поры на её коже, сквозь которые можно проникнуть внутрь, войти в кровеносные жилы Земли и по ним добраться до чертога Великого Муроля. Неведомо покамест, как туда проникать, но когда-нибудь посвящённые постигнут это, а покуда им необходимо отыскать как можно больше лаодикий и аркадий.

Когда-то давно, сопровождая великого князя Ивана Васильевича из Мурома в Углич, Андрей Вова присутствовал в окрестностях Переславля при уничтожении языческого капища мерян, где был завален куском скалы и засыпан землёю один из таких бездонных колодцев. Приехав в Переславль вместе с Волком Курицыным и Иваном Максимовым, Андрей Иванович без труда разыскал то самое место, набрал людей и заставил их выкопать из-под земли тот кусок скалы. Однако, когда огромный камень был отвален, из-под него, весело брызгая, вырвался поток воды и начал медленно заполнять вырытую яму. Вова при виде этого вдруг принялся креститься и бормотать православные молитвы, что посвящённым предписывалось делать лишь в тех случаях, когда без этого никак нельзя обойтись.