Держи хвост морковкой!
Шрифт:
Жалко селезня. Летает, а не орел.
4.
Юрий Тейх и Сережа Янсон переходили улицу. Мимо на большой скорости неслась машина. Тейх остановился и придержал готового высунуться Сережу за локоть. Они благополучно добрались до противоположного тротуара.
– Янсон, – торжественно сказал Тейх. – я спас тебе жизнь.
– Спасибо, Юра.
Тейх смери Сережу оценивающим взглядом и пожал плечами:
– Не за что!
Правдивая история
В Братске нас встретили белесый туман, пахнущий горелой смесью навоза с резиной, и местный администратор Саша.
– Выброс с алюминиевого завода, – объяснил Саша.
Заводу
Саша сообщил также, что живет в Братске уже давно, и научился выводить токсины из организма подручными горячительными средствами. Причем в основе лечебного настоя лежит украденный Сашиным знакомым с того же завода спирт. Круг, как положено, замыкается.
Мы получили багаж и по грязноватому снегу побрели к автобусу. Гостиница находилась на другом конце города. Хотя Братск похож на город примерно так же, как рубль на доллар. Братск – это несколько сведенных вместе поселков. Кончается один, и после полосы чахлого леса начинается другой. Каменные джунгли чередуются с деревенским пейзажем. Побывавшие в Штатах счастливцы в дорожных очерках «Америка как она есть» примерно так описывают Лос-Анджелес. С учетом, конечно, тамошнего климата и зверств капитала. Я, по серости, мог сравнить этот мини-мегаполис только с идеальным поселением будущего, когда наконец сотрутся грани между городом и деревней. Горожане получат доступ к дорожно-транспортным прелестям сельской глубинки. Зато обитатели одноэтажных домиков не почувствуют себя оторванными от благ магазинной цивилизации.
Гостиница называлась просто, но со вкусом – «Братск». Это мода многих городов. Патриотично и без претензий. Да и приезжему легко запомнить место нового обитания. Кстати, с возвращением Ленинграду прежнего названия, бывшая одноименная гостиница тут же сменила вывеску на «Санкт-Петербург». Сервис торопливо идет в ногу со временем.
О наших гостиничных приключениях можно написать целую книгу. Красочно обрисовать, как в Одессе к нам с Сережей в номер по случайной телефонной договоренности пришли две совершенно незнакомые девушки с бутылкой вина. И вину Сережа обрадовался больше. Как в райцентре Ширяево на весь этах был один умывальник в коридорном закутке. Из него мы брали воду для питья, в него же тайком мочились. Для более солидных подвигов надо было идти на холод в монументальный железобетонный сортир. Как в Иркутске, в гостинице «Сибирь» мы столкнулись с прямо-таки иезуитской бдительностью администрации: визитные карточки постояльцев для мужчин и женщин были разного цвета, чтоб мужики не водили по своим визиткам посторонних дам и наоборот. Как в Кишиневе мы жили вчетвером в огромной комнате пятиместного номера и еще доплачивали, чтоб не подселили пятого. Там от перегрузки и кустарного молодого вина у Ильи прихватило сердце, и мы полночи вызывали «скорую» с единственного телефона дежурной. А когда приехавший врач сделал Илье укол, и все обошлось, мы на радостях допили оставшиеся банки с вином и проспали свой поезд. Как в Череповце я кемарил в холле, потому что номер был занят для интимных целей. Как в холлах других городов кемарили мои сотоварищи. Как в Донецке после фестивального банкета мы вернулись в гостиницу глубокой ночью, и заслуженный швейцар, по негласному профессиональному обычаю увешанный знаками центральной и региональной доблести («Тридцать лет граненому стакану»), из вредности не пускал Сережу, потому что тот
– Сталинист! Скольких людей ты замучил в подвалах?!
После этого в тесном кругу мы всех швейцаров называли сталинистами.
В «Братске» швейцар, конечно, тоже имелся, но какой-то удивительно доброжелательный и спокойный. Может быть потому, что я по рождению и воспитанию дальневосточник и искренне верю, что за Уральским хребтом люди душевней в отношениях между собой. Вообще, гостиница мне понравилась. Дежурные на этажах выглядели просто красавицами. Возле каждой, естественно, уже несли вахту суровые темноволосые ребята кавказского происхождения.
Зато удобства были максимальными. В номерах исправная сантехника, совместимая с любой периферией. Телефон, телевизор, холодильник – и все работает. А главное – номера одноместные. Не надо все двадцать четыре часа слышать, видеть и обонять соседа. При теперешних ценах – просто неправдоподобная роскошь.
Саша попрощался и убежал по делам. Сказал, что первое выступление завтра. Мы переоделись, сходили друг у другу в гости, договорились, что вместе пообедаем и осмотрим магазины на предмет колониальных товаров.
– Начало хорошее, – сказал я. – Интересно, заплатят они нам или нет?
О.А. Благодушно усмехнулся.
– Это именно то, что каждый охотник желает знать.
5.
Когда идешь рядом с хромым – поджимай ногу.
Восточная мудрость
В столовой выяснилось, что Кипренский питается исключительно по науке. Мяса не ест. Солью и сахаром не злоупотребляет. Устраивает разгрузочные дни, голодает по Брэггу. В общем, находка для составителей наших продовольственных норм.
На раздаче он уверенно попросил кашу без масла. Отсутствие масла было вполне объяснимо. Но каши тоже не оказалось.
– А это что? – ткнул пальцем Кипренский.
– Это гарнир, вареное просо.
– Дайте два гарнира.
– Гарнир идет под второе. Шницель, тефтели, бифштекс.
– Я не ем мясного, – гордо сказал О.А.
– Олег Анисимович, – вмешался я, – не волнуйтесь, это можно. Это не мясное.
– Ничего не знаю, – сказала раздатчица. – Гарнир идет ко вторым блюдам.
О.А. неохотно принял решение.
– Хорошо, давайте. Виталий, вы что берете?
– Мне бифштекс, – выбрал я. – Он богаче крахмалом.
– Придется вам съесть два бифштекса, – вздохнул О.А. – Я, конечно, за свой заплачу.
Я не возражал. Мы прихватили еще по винегрету – захотелось свежих нитратов – и по стакану прозрачного компота, убедительно доказывающего чистоту ангарской воды.
Обед скрасила поучительная беседа о диетах и голодании. Кипренский обращал меня в свою веру. Оказывается, каждый индивидуум напичкан шлаками. Именно от них все зло, от простуды до бездуховности. Работа желудка становится непосильной. Ни на что другое организма уже не хватает. Человек физически и морально деградирует. Пища должна быть простой и сытной, не так ли?
Я сказал, что по-моему, пища прежде всего должна быть. Остальное зависит от точки зрения.
На Чукотке, в одном гостеприимном доме, мы восторженно проверяли, сколько красной икры удерживает стандартный кусок хлеба, взятый за уголок. В Одессе, в женской колонии, пробовали тюремную пайку. В ресторане Кишинева знакомились с национальной кухней. Выбрали в меню колоритное молдавское название, и официант принес котлеты с картошкой. То есть еда, кроме прямого назначения, является источником духовного познания.