Держи спину прямо 2

Козырь Фаина

Он вдруг напрягся и как — то цинично заметил:

— Что — то типа того: прежде чем я ввяжусь во все это, я хочу наконец урвать что — то и для себя? Не хватает опыта у влюбленных в тебя штабелей?

Амарин не понравилось то, что он сказал, а больше всего не понравилось то, как он это сказал. И она очень просто, протянув к его лицу руку и коснувшись щеки, заглядывая ему в глаза, призналась:

— Воспоминание, Танор...

— Что?

— Я хочу оставить в своей жизни всего лишь одно сладкое воспоминание о том, — она запнулась, — о том, как ты любишь меня, и о том, как я люблю тебя...

— Любишь? Ты же никогда не врала ДейСоло... Любишь?

— Не знаю, Танор. Я просто хочу быть рядом с тобой здесь и сейчас. Чувствовать, как ты расчесываешь мои волосы, как ровно тихо дышишь, как чудесно

пахнут твои руки и думать о том, как это здорово — свернуться калачиком у тебя на груди... Я не знаю, любовь ли это. Но я этого очень хочу. Знаешь, сегодня утром кое — что произошло. И я проснулась. Я увидела свою жизнь, полную каких — то ненужных слов и дел. Мне даже казалось, что я была в кого — то влюблена. Но это было совсем не так. Я просто снова и снова все эти полгода искала тебя. Ведь, что бы ни происходило, ты всегда был честен со мной и открыт. Ты никогда не стеснялся своих чувств, — она не сдержала смешок— правда, когда их понял. Ты даже рискнул повторить свою самую страшную историю — разрешил асконской шлюхе войти в твой мир. У нас тогда с тобой не получилось... И я потом поняла, почему. Ты хотел поиграть со мной в семью. Именно этого я тогда не приняла. Слишком дорогое для меня это слово — семья, слишком больное. Я ведь по сути очень одинока. Ты не смотри на ту мишуру, что меня окружает. Эти странные мужики, что облизываются на меня вот уже целый год из — за гадкого Лелья, куда бы их деть? Не знаешь? Я по этим штабелям ходить устала...

Амарин не смогла все — таки сдержать слез. Они покатились у нее из глаз. Совсем ее не спрашивая. Несколько слезинок ей удалось поймать своей рукой, а несколько нежно вытерла рука адмирала.

— Когда сегодня вечером, вернее уже вчера, мы с аэром Гилфордом поняли, что запахло жареным. Я уже знала, что пойду к тебе. А потом он протянул мне кое — что...

— Что?

— Я тебе оставлю. Потом почитаешь, когда все закончится... Так вот, тогда — то у меня в голове все и стало на свои места. Я никогда не хотела играть в семью. Я просто хотела иметь семью. Семью с тобой, Танор. И пришла, чтобы получить ее. Нет, — она засмеялась, совсем неверно интерпретировав его выражение лица, — тебе не надо на мне жениться, я...

Она не успела договорить. АрДеВиго судорожно сжал Амарин в объятиях и заглушил жадным поцелуем ее шепчущий рот.

Глава 21.

Много раз, сотни тысяч раз, считывая желания других людей, Амарин видела, как они сплетаются губами, телами, полные страсти и желания. Много раз видела... Но... Но когда целуют тебя... Когда так целуют, жадно, вжимая всю, до каждой клеточки в свое тело, судорожно обнимая, не давая дышать. Когда сердце стучит, как сумасшедшее, и ты не знаешь, твое ли сердце так стучит или его. Когда ты вся дрожишь и совсем не знаешь, почему. И когда сладко и тревожно. И когда вся эта истома, да, по — другому и не скажешь, растекается от губ по всему телу и покалывает в ногах. И когда... Амарин потихоньку выплыла из водоворота, потому что АрДеВиго оторвался от ее губ и с какой — то остервенелой злостью пытался что — то скрутить у нее там, за спиной. Амарин недоуменно смотрела на это стремительно мрачнеющее лицо и до нее, наконец, дошла вся абсурдность ситуации: АрДеВиго не мог открыть замок на двери. Но вот он свел брови на переносице и уже отодвигал Амарин подальше, собираясь...

— Танор, — разгоряченная девушка, с припухшими от поцелуев губами, крепко обвивавшая его своими руками, шепнула удивленно адмиралу на ухо, — ты ведь не собираешься дверь ломать?

— А что она! — таких обиженных детских интонаций Амарин не слышала у адмирала никогда. — Она сама виновата! Нечего тут возникать... препятствием! Никто ее не просил заклинивать замок...

Амарин рассмеялась, любуясь каждой черточкой на этом суровом и обиженном лице, не удержалась и слегка прикоснулась своими губами к его губам, оторвалась и снова, сияя от переполнявшего её счастья глазами, сказала:

— Я сама открою! А то несчастная дверь сгинет под силой твоего темперамента...

Дверь щелкнула, поддаваясь спокойствию рук, и открылась.

— Вообще — то предполагалось, что

под силой моего темперамента сгинет что — то другое...

Это снова был прежний Танор. И он крепко держал в руках свою вожделенную добычу и сегодня точно не собирался ее выпускать.

— Ты ведь сама пришла, Амарин... Помнишь? — его взгляд снова стремительно темнел. — И я не собираюсь теперь тебя отпускать. Понимаешь?

Он весь обволакивал ее. Его глаза, губы, руки были слишком осязаемы. Амарин покраснела вся — вся и... кивнула.

— Понимаешь... Да? Вообще... Больше никогда и никуда...

— Это как получится, Танор... — но она — то понимала, что у него получится.

Спасенная дверь благодарно скрипнула, закрываясь с щелчком за спинами. АрДеВиго шагнул в сумрак спальни, очень крепко прижимая к себе драгоценную добычу. Ту, что не собиралась сегодня ускользать.

Лучше бы он снова ее поцеловал, чтобы Амарин ничего не видела вокруг и не начала смущаться. Но он отстранился чуть — чуть, держа ее все так же крепко, всматриваясь в ее лицо и не прикасаясь больше ничем... ну... кроме тела, вдавленного в нее, и сильных рук, обвивающих ее, а так больше ничем... Под этим темным, внимательным взглядом Амарин стало как — то ... в — общем и не описать, как... Сердце ухнуло, уходя в пятки. Амарин попробовала дышать медленнее и спокойнее. Но у нее вообще не получалось. Лучше бы он уже ее поставил на пол ... или... или положил уже куда — нибудь. А то стоит, прижимает к себе одной частью и смотрит, не отрываясь... Амарин и так уже была вся красная, как коптарь, а тут еще дыхание перехватило. И она поняла, что не нужно больше медлить, а надо уже вот так, в омут с головой. ДейСоло потянулась и сама сначала несмело, а потом уже увереннее, распаляясь, переплелась своими губами с его горячим ртом.

Он крутанул ее и присел, кажется, на край кровати, а Амарин оказалась у него на коленях и его руки, скользя под майкой от поясницы вверх, тянули за собой податливую ткань, обнажая спину и живот. Теперь он целовал ее сильно и страстно, не отрываясь, проникая все глубже, сплетаясь с ее языком. Он тяжело дышал, и Амарин ощущала это дыхание всем своим прижавшимся к нему телом. Когда — то позаимствованная майка, слетев под сильными руками с нежного тела, на мгновение прервала это безумство губ. Контраст между горячими руками адмирала и прохладой комнаты, окутавшей голую спину девушки, ненужно трезвили сознание. Но вот он уже снова не отрывал от нее горячих и настойчивых губ. Мгновение — и спины ДейСоло коснулась другая гладкая ткань. А руки адмирала переместились со спины на живот, на грудь. Губы тоже оторвались ото рта и уже блуждали, рождая дрожь, по шее, прикусывая нежную кожу, и опасно и настойчиво спускаясь вниз. Остатки белья, карябая бедра, исчезли, увлекаемые сильными руками. На их месте Амарин запретила себе смущаться, разрешая делать с собой все — все... Но смотреть на адмирала не могла. Поэтому смотрела в глубь себя и поэтому так отчетливо заметила, как там, где — то в животе, снова расплескалось что — то, правда не золотое, а какое — то радужное, но все — таки опасное озеро под названьем Лелья. И этот Лелья опять что — то там сплетал.

Амарин испугалась по— настоящему, до ужаса, до самой яростной паники, до холодной испарины на лбу.

— Нет! Нет! Нет! — закричала она цветку, — Остановись! Не надо!

И услышала взволнованный шепот АрДеВиго:

— Тише, моя девочка, тише... Что с тобой? Я сделал что — то не так? Что? Ну? Чего ты так испугалась?

Амарин распахнула глаза и не сразу увидела над собой его напряженное, немного растерянное и взволнованное лицо. Она всхлипнула, пытаясь удержать слезы, но не смогла, а разревелась. Он оторвал ее от постели и притянул к себе, убаюкивая, прижимая крепко к голой, в крапинках пота груди.

— Маленькая моя, ты же мне скажешь, что случилось? Ну? Если не скажешь, я ведь не пойму... — шептал он ей горячо, осторожно гладя ее по голове.

— Это Лелья... — она снова горько заплакала.

АрДеВиго напрягся, а потом резко облегченно выдохнул:

— Моронский потрох, — выругался он, — а я уж подумал... Да пусть он катится ко всем галактическим черным дырам, твой Лелья!

— А если он так же, как тогда?

— Полыхнет? Ну, закопчу шкурку немножко, — весело, молодо и зло рассмеялся АрДеВиго. — Тебе же он не причинит зла? Так?