Десант времени

Красный Егор

Наконец, махновец Губенко, весь трясясь от ненависти и усталости перестал бить капитана. Он отер пот и трясущимися руками закурил скрученную сигарету.

– Ну ти ще живий москаль? Крови з тебе багато зийшло...

– Живой, - усмехнулся через боль Григорий.
– Прежде смерти не умрешь...

– Ну раз живий, це тоби вид мене на добавку, - еще раз ударил Григория Губенко, продолжая трястись от ненависти, пока два других махновца снимали рыжеволосого парня с окровавленной спиной.

–

Губенко, куда его в расход или в сарай?

– Завтра порешим его, коли Понасич повернеться, - сплюнул на землю махновец, вглядываясь в глаза капитану.
– Не бачив я раньше такого терплячого, хто ж ти будеш?

– Я? Смерть твоя..., - улыбнулся Григорий, понимая, что махновцы могут расстрелять его прямо сейчас, но воля и азарт были в нем также сильны, как умение воина сражаться и побеждать.
– Покуда солнце взойдет, роса очи твои выест...

Вернувшиеся махновцы, которые бросили обессиленное тело капитана в амбар, где были остальные пленные, вернулись обратно. Видя, нервно курящего Губенко, один из махновцев спросил инквизитора.

– Слышь, Губенко, про какую росу и очи он толковал?

– Чужа душа - темний лес, розбери його, що вин сказав, - отмахнулся Губенко и проверил свой наган.

Неожиданно с реки принесло какие-то душераздирающие крики, а затем, что-то упало и сильно бултыхнулось в воду. Махновцы перекрестились и с испуганными лицами пошли по хатам, водкой залечивать свои нервные расстройства.

2

Григория Семенова бросили в заколоченный амбар, служивший временной темницей для пленных красноармейцев, комиссаров и белых офицеров. Пленных белогвардейских солдат махновцы отпускали по своим селам и деревням или оставляли в повстанческой армии, а красных обычно расстреливали.

– Георг, что они с тобой сделали?
– кусая губы и со слезами на глазах, всплеснула руками штатный врач отряда Жара и подбежала к Григорию.
– Господи, что с твоей спиной, вся кожа исполосована до крови...

– Это, ничего, это нормально, главное кости целы, а мясо нарастет, - через силу откликнулся капитан.
– А этот Губенко меня лишний раз угостил плетью, вот это не по уставу, вот за это я с него еще спрошу.

– Георг, сейчас не об этом, мне надо тебя обработать. Аптечка осталась в сумке на седле, но у меня были в кармане бинты, спирт, противостолбнячные и так по мелочи...

– Ладно, Луна, не рви сердце, это мужские болячки, что со Стабом?

– Все нормально, ранение в руку, мягкие ткани, пуля вынута, перевязку сделала, а сейчас он спит.

– Тогда, можешь мной заняться, только нежно.

Пока Медведь подсвечивал лучиной, Жара обрабатывала раны командиру отряда.

– Крепко они тебя Георг отделали, - проворчал боксер.
– Видно, и до нас очередь доберется. Придется отбиваться, а иначе не доберемся до конца

сказки.

– Вот, тут в амбаре еще два белогвардейских офицера из Алексеевского полка. Вот пробирались к западным границам, хотели уйти в Польшу...

– Понял Медведь, давно они здесь? И что полезного удалось у них узнать?

– Три дня они тут под охраной. Говорят, что тут махновцев не так уж много, человек пятьдесят наберется.

– Вот, это уже хорошие новости, а что еще, Медведь, что-нибудь еще для души.

– Для души, тоже есть кое-что. Махновцы в овраге тачанки держат и лошадей, метров 200 отсюда...

– Хорошо, но еще не все, - с трудом говорил Григорий, морщась от боли.

– Охрана там небольшая два махновца охраняют, если не спят там же в тачанке.

– А патроны есть?

– Так точно, командир... патроны, гранаты все наготове. На случай тревоги, для немедленного бегства, ждут приближения Красной армии.

– Ну, тревогу я им обещаю, но не бегство! А теперь кликни мне этих офицеров, потолковать надо.

Григорий Семенов поприветствовал двух белогвардейских офицеров, приметив в них испуг и страх быть расстрелянными.

– Господа, уходить нужно, рассчитывать на гостеприимство Батьки Махно не приходится.

– С одной, стороны да, но у Деникина подписан документ с Махно о союзничестве.

– С красными тоже, вот видишь как они мою спину расписали, а завтра обещали к стенке поставить, хотя мы ни как не красные, да и обращались они к нам как к господам.

– Это перегибы на местах, но сам Батько Махно, если узнает, то им не поздоровиться, - возразил старший белогвардейский штабс-капитан.

Весь отряд нулевого дивизиона стоял полукругом, слушая разговор, понимая, что махновская пуля не лучше иной другой. В другом исходе дела, вряд ли кто из них мог засомневаться. Обхождение и наказание, выпавшее на долю их командира, свидетельствовали об этом.

– Читал я воспоминания Махно, написанные им в Париже, в них он сожалеет, о том, что давал своим подручным согласие на грабежи и расстрелы как красных, так и белых. Кстати, с вас тоже уже сняли сапоги, кроме барышень и меня.

Белогвардейцы вряд ли поняли о том, что имел в виду Григорий под воспоминаниями Махно, написанные в 30-х годах в Париже, но и для них стало понятным, что единственный способ выжить - попробовать бежать отсюда.

– И непременно до рассвета.
– уловил мысли бойцов капитан спецназа Семенов.
– Пока они все пьют горилку, надо уходить отсюда. А теперь господа офицеры, прошу разъяснить мне, а лучше нарисовать здесь на земляном полу, где находятся тачанки, лошади, да и вообще куда нам бежать.