Десантура
Шрифт:
Он не замечал, что несколько немецких пуль уже пробили ему левое плечо, бедра и правое легкое. Он настолько замерз, что ему было все равно. Он не чувствовал ничего, кроме одного:
– Там вдали, за рекой, уж погасли огни, в небе ясном заря загоралась...Капли крови густой... Из груди молодой...
– ему казалось, что он кричит, но он просто шептал.
Немцы для верности еще несколько раз выстрелили по упавшему большевистскому фанатику. Потом обыскали его и не нашли ничего, кроме двух гранат Ф-1, десятка обойм для винтовки СВТ и пяти рыбных консервов.
6.
– Итак, давайте, герр Тарасов перейдем к действиям вашей бригады...
– Не моей...
– А чьей же?
– удивился лейтенант.
Тарасов глубоко вздохнул:
– Цель бригаде была поставлена простая. Взять Демянск. По расчетам командования Северо-Западным фронтом, в котле должно находиться пятьдесят тысяч солдат и офицеров второго армейского корпуса. Из них сорок пять тысяч на передовой, пять тысяч в тылу.
Фон Вальдерзее так удивился, что перестал писать:
– Сколько, сколько?
– Пятьдесят тысяч.
Лейтенант покачал головой:
– Военную тайну я не раскрою, если скажу, что ваше командование ошиблось почти в два раза...
Тарасов криво улыбнулся:
– Я уже понял. Примерно девяносто тысяч. Так?
– Вы хороший офицер, господин подполковник...
– удивленно покачал головой лейтенант.
– Наша бригада, а также двести первая должны были рассечь котел на четыре части, взять Демянск и парализовать второй армейский корпус путем уничтожения штаба группировки.
Лейтенант еще больше удивился:
– Ваше командование...
– Генерал-лейтенант Курочкин...
– Он... Представлял себе трудность подобной задачи?
Тарасов засмеялся...
**
Февральское небо било гроздьями звезд по земле.
Тарасов стоял на крыльце избы, где располагался штаб фронта, и смотрел в эти звезды. Медведица, Кассиопея, Орион... Он не был романтиком. Он был военным. Надя всегда ворчала на него, что он не видит красоты, а только воображает позиции предполагаемого противника.
– Коль, смотри как красиво! Какая излучина...
– Вижу... Вот там и там поставить два пулемета и под фланкирующий огонь...
– Коля! Ну так же нельзя!
– Подполковник! Тарасов! Зайдите ко мне...
Круглолицый и вечно улыбчивый Ватутин махнул Тарасову рукой, приглашая его обратно в дом.
– Николай Ефимович!
– начал начштаба фронта, когда они зашли в маленькую спальню. Видимо здесь, обычно, и квартировал генерал-майор. Над узкой кроватью висела огромная, исчерканная разноцветными карандашами карта. На маленькой тумбочке и на полу валялись книги.
– Итак, Николай Ефимович, чаю?
Тарасов кивнул.
Ватутин приоткрыл дверь и крикнул:
– Два чая мне. С лимоном. И это... Печенья овсяного!
– Николай Ефимович, задача перед вами стоит архисложная. Вы сами это прекрасно понимаете, осторожно начал Ватутин.
– Товарищ генерал-майор, я понимаю, -
– Вы что-то хотели от меня?
Ватутин почесал нос:
– Тезка, а давайте без иконопочитания? Вы комбриг, а я начштабфронта. Если бы не известные нам обстоятельства, то мы могли бы поменяться местами. Так?
– Вы про колчаковский фронт? Или про арест? Так я был, между прочим, реабилитирован товарищем Берией и войной!
– оскалился Тарасов. Не в его характере было играть в игры...- Если не доверяете мне, тогда меняйте на любого другого, но...
Ватутин зло сплюнул на пол:
– Тьфу! Да я совершенно не об этом хотел поговорить!
– А о чем, Николай Федорович?
– Тарасов держался ровно и отстраненно, хотя при его взрывном характере это было неимоверно сложно.
– О бригаде! Спасибо!
– Дверь приоткрылась и адъютант, в звании старлея, протянул поднос двумя стаканами чая и двумя блюдцами. На одном желтил посахаренным лимон, на другом коричневело овсяное печенье.
Тарасов взял за ручку подстаканника свой чай и осторожно подул на кипяток. Потом взял печеньку с блюдца. Надя такие любила, да...
– Николай Ефимович!
– Ватутин бросил дольку лимона в стакан и зазвенел ложкой.
– Ваша бригада идет первой. Идет тихо, осторожно, обеспечивает лагерь в котле у немцев. За вами идет гриневская - двести четвертая. Параллельно вторая маневренная под Лычково свою задачу выполняет...
– Я уже знаю, Николай Федорович, - отхлебнул Тарасов чай. Крепкий, кстати. И положил в стакан лимон.
– Я волнуюсь за связь, товарищ подполковник. Не будет связи, не будет операции. Сумеете обеспечить?
– А что мне остается делать, товарищ генерал-майор? Конечно, обеспечу!
Ватутин потер красные глаза:
– Ошибка в одну цифру и продукты с боеприпасами будут сброшены немцам. Понимаете?
– За кого вы меня держите-то?
– начал вскипать Тарасов.
– За командира бригады, которая может решить исход всей зимней кампании. А значит всей войны. Это наш первый - слышите? ПЕРВЫЙ! Котел! Пятьдесят тысяч немцев там. Пятьдесят! Строем этих сволочей проведем по Москве. А самое главное - дыра тут будет. Смотри!
– Ватутин вскочил и рубанул рукой по карте, отсекая весь левый фланг фрицев.
– И из этой дыры мы ударим до Прибалтики. До Балтики! И вся группа армий 'Север' в Сибирь поедет! Куда они так стремились! Сссуки! Ленинград освободим!
Глаза Ватутина горели яростным огнем
– Ты, Ефимыч, только своё дело сделай! А мы уж тебя поддержим. Мы сдюжим. А ты сделаешь?
Тарасов дохлебнул чай:
– Сможем, товарищ генерал-майор!
– Коньячку?
– Нет. Спасибо. Я не пью...
– Правильно! Не пей! Связь, главное связь!
Подполковник Тарасов вышел на крыльцо и снова посмотрел в морозное небо. Звезды, звезды... Кому вы светите сегодня, звезды? Кому на погоны упадете завтра? Кому на могилы?
Тарасов открутил крышку фляги. Понюхал. Поморщился. Хлебнул водки. Опять поморщился.