Десну перешли батальоны
Шрифт:
Внизу затрещали ветки. Под сосной стоял Надводнюк.
— Что там?
— По направлению к железной дороге идут немцы и гайдамаки.
— Сколько их?
— Семеро конных и пятеро пеших.
— Как думаешь, куда идут?
— К железной дороге… Позже видно будет.
— Наблюдай!..
Шуршавый не сводил глаз с дороги. Гайдамаки и немцы быстрым шагом шли вдоль леса. Вот они спустились с холма и затерялись в хлебах. Через несколько минут всадники вынырнули возле железнодорожного переезда… Остановились, наверно, советуются. Передний, на гнедой лошади, указал
— Дмитро, я уже вижу…
— Что же ты видишь?
— Они сейчас будут скот угонять.
— Ну-у?
— Правда. Пастухи убегают в хлеба.
— Слезай!
Шуршавый, ловко хватаясь за суки, спустился с дерева и побежал за Надводнюком. Через несколько минут рядом с Надводнюком оказались все партизаны.
— За мной! — пригнувшись, Дмитро побежал между деревьями. За ним — партизаны. Бежали тихо, без слов, без команды. Под ногами потрескивал хворост, ветви били в лицо, перехватывало дыхание, но никто не останавливался, пока весь отряд не добрался до железнодорожного полотна.
— Ложись! — кратко прозвучала команда.
Партизаны легли и лежа поползли через насыпь. По ту сторону насыпи поднялись снова, прячась, побежали к опушке.
Надводнюк умерил шаг, остановился в молодом сосняке, руками раздвинул ветви. Видно поле и луг. Гайдамак на гнедой лошади скакал среди стада и отделял коров. Немцы окружили скот и гнали его на дорогу.
— За мной! — Надводнюк упал в жито и пополз напрямик к дороге. Один за другим ползли партизаны. Они обливались потом, рубахи прилипали к телу, винтовки и патроны были тяжелы. Но Надводнюк продолжал ползти. Перед глазами мелькали подошвы его сапог, опина и кованый приклад. Вокруг шелестело зеленое жито, пекло солнце. Откуда-то доносилась песня жаворонка… Вдруг все остановились. Лежа на земле, Надводнюк показал рукой, чтобы все легли рядом с ним, лицом к дороге. Когда цепь выровнялась, Дмитро повернулся к лежащему рядом Григорию и прошептал:
— Стрелять по команде…
Бояр наклонился к Бровченко и передал приказ. Бровченко — Ананию, а тот — дальше. Где-то над лугом звучало короткое: «гей! гей!» Должно быть, гайдамаки выгоняли стадо на дорогу… Набегал легкий ветерок, играл колосьями, поднимал волны и катил их куда-то по полю. Надводнюк долго смотрел — на синие васильки, затем, сорвав один, машинально взял стебелек в рот. Пожевал и выплюнул — горько. Глянул вдоль цепи. Яковенко оторвал колос, растер его на ладони. Увидав молочко, — зерно еще не завязалось, — вытер ладонь и вздохнул. Бровченко уставился в землю. Его вытянутая рука с револьвером лежала на примятых колосьях.
— Гей, рябая, гей! — доносилось слышнее и слышнее.
Все сразу прижали винтовки к плечам. Надводнюк слегка приподнялся.
По дороге, поднимая пыль, брели коровы. За ними кучкой ехали верховые. Немцы насвистывали какую-то походную песенку.
Коровы медленно проходили мимо партизан.
Вдруг Дмитро настороженно и резко поднял голову, прицелился, потом снова оторвал глаза от мушки и стал всматриваться. Партизаны смотрели туда же, куда и Дмитро. На гнедой лошади ехал Никифор
— Взво-од… пли!
Писарчук повалился на шею лошади. Лошадь рванулась в жито, всадник упал с седла. Коровы испуганно заревели и понеслись через жито к лугу. Между ними, с развевающимися гривами, скакали лошади без седоков.
Резко раскачивались колосья — немцы, которых миновали первые партизанские пули, напрямик через жито удирали в село.
Партизаны выбежали на дорогу. Поперек накатанной колеи, зажав в руках нагайку, лежал мертвый Никифор. Пыль, смоченная его кровью, густела. Двое немецких солдат загребали воздух сведенными пальцами.
Партизаны торопливо собрали валявшееся на дороге оружие и исчезли в жите.
От неожиданности Шульц зашатался и чуть не упал. Но в таком состоянии он был всего лишь одно мгновение. Его бледное лицо вытянулось, серые глаза стали, как щелки. Шульц рванул солдата за пояс.
— Смирно!.. Солдат армии кайзера, Карл Нейман, почему ты не спасал своих товарищей?
Молодой, безусый, весь в грязи, в разорванных брюках, без каски и винтовки, Карл Нейман стоял навытяжку перед офицером.
— Большевики напали внезапно, господин офицер!.. В хлебах их не было видно!
— Молчи!.. Свинья… — рука в лайковой перчатке описала полукруг и опустилась на лицо солдата. Нейман пошатнулся и едва удержался на ногах. — Смирно!.. Дневальный!.. Винтовку, патроны и полную боевую выкладку рядовому Нейману!
Дневальный щелкнул каблуками.
Через минуту рядовой Карл Нейман держал в руке винтовку, на поясе висели кожаные патронташи, лопатка, котелок, через плечо — свернутая в скатку шинель, за спиной — тяжелая походная сумка.
Шульц закурил сигару.
— Кру-у-гом!.. Ша-гом марш!..
Рядовой Карл Нейман стукнул левой и тяжелым военным шагом двинулся из школы на улицу. Шульц пошел за ним.
— Бе-е-гом!..
Солдат побежал. Сперва он высоко выбрасывал ноги, потом все ниже и ниже, пока совсем не обессилел и уже только волочил их по песку.
— Бе-егом!.. — летела раздраженная, неумолимая команда. Солдат срывался с места, но через несколько шагов терял силы. Лицо его покрылось обильным потом. Солдат тяжело, не закрывая рта, дышал.
— Бе-егом!..
Нейман пробежал несколько шагов и упал.
— Смирно! — солдат поднялся и стал навытяжку. — Ша-агом марш!.. Бе-е-егом!.. Ложись! — солдат падал посреди улицы в песок. — К бою готовсь! — солдат омертвевшими руками отстегнул лопатку и стал окапываться. — Смирно!.. Бе-егом!.. — Нейман снова бежал, широко раскрыв глаза. У него на висках вздулись жилы, на щеках выступили красные пятна. Он дышал со свистом. Изо рта высунулся кончик побелевшего языка. Тяжелая походная сумка тянула его вниз, дребезжал у пояса котелок, сбоку болталась лопатка и мешала бежать. И он бежал, подавшись всем корпусом вперед, чтоб удержать мешок на спине. Напрасно офицер требовал, чтобы он выпрямился и бежал ровно, — у солдата не хватало на это сил.