Десну перешли батальоны
Шрифт:
— Подтянись! — шепотом передали приказ. Надводнюк нашел в темноте высокую фигуру Анания и возле него Клесуна, Малышенко, обоих сядринцев, Дороша. Замыкающим шел Шуршавый. После беззвучной команды бойцы подтянулись, стали шагать шире. Под ногами расплескивались лужи. Взвод ровным шагом направлялся на указанное Щорсом место. От того, что полк уже выступил в поход, что взвод шел бодро и горел желанием поскорее ударить по врагу, Дмитро чувствовал радость, хотелось во весь голос запеть походную песню. Он шел во главе взвода, заранее уверенный в победе; ее ощущали все бойцы. Он знал, что и бойцы рвутся в бой. Дмитро выпрямился, ступал еще более твердо. Настроение командира передалось бойцам. И
Передняя колонна пошла медленнее. За одну-две минуты перестроились и двинулись в долину. Вдали полукругом тускло поблескивали редкие огоньки. Впереди были немцы. Огоньки напоминали старым фронтовикам недавние бои под Пинском, Ригой, в Карпатах. Надводнюк мысленно сравнил свое положение теперь и тогда и улыбнулся. Тогда его и тысячи ему подобных офицерьё гнало в атаку, гнало, как стадо серой бессловесной скотины. Теперь он сам, по доброй воле, идет в атаку. Идет сознательно. В груди — ненависть к врагу, а в представлении — отчетливый образ врага. Это — шульцы, рыхловы, писарчуки, а за ними гетман Скоропадский, немецкий кайзер Вильгельм. Они кованым сапогом наступили народу на грудь, хищными когтями впились ему в горло, пьют народную кровь! О! Теперь Надводнюк знает, кто враг! Рука не дрогнет, он не будет стрелять в небо, как стрелял когда-то в Пинских болотах.
Богунцы перешли через долину и снова поднялись на холмы. К сапогам прилипали комья земли, бойцы с трудом передвигали ноги. Но, увидев впереди себя вражеский лагерь, они забыли об усталости. Пальцы сильнее сжимали винтовку. Кое-кто из бойцов уже собирался начать перебежку, но командование сдержало горячих. Приказ: остановиться и ждать сигнала!
Огоньки в лагере немцев освещали черную насыпь блиндажей. Кое-где на передовой линии виднелись фигуры часовых и группы солдат у костров. Изредка где-то в темноте ржали лошади, долетали обрывки немецкой ругани. Было ясно, что немцы не ждали нападения.
Богунцы всматривались в темноту, взглядом измеряли расстояние до врага. Всех — и бойцов, и командиров — томило нетерпение. Надводнюку уже пришлось кое-кому приказать вести себя потише, чтобы не обнаружить себя перед врагом. И вдруг недалеко впереди вспыхнула ракета. Ее длинный ярко-желтый хвост на мгновение повис над землей и погас.
— Ур-ра-а-а! — всколыхнуло тишину позади немецкого лагеря — это Щорс повел свой батальон в атаку.
Богунцы рванулись к немецким блиндажам. Надводнюк, не оглядываясь, повел свой взвод на свет костров. Он ясно слышал рядом с собой тяжелое дыхание Анания, пригнувшись, в цепи бежали Малышенко, Клесун, Дорош, остальные бойцы сливались с темнотой. Растерявшись, немецкие патрули беспорядочно стреляли в воздух. Из блиндажей выскакивали солдаты, метались, кричали, разбегались в разные стороны. Слышна была суровая команда офицеров. Где-то на левом фланге застрочил пулемет. Над головами богунцев загудели шмели. Ударило немецкое орудие. Снаряд пролетел под синим небом и разорвался далеко в лесу. Богунцы припали к земле. Ударили дружные винтовочные залпы. Мелко-мелко зачастили «льюисы». С противоположной стороны наседал Щорс со своим батальоном. Немцы метались в кольце, бросились на правый фланг к перелеску. Надводнюк подполз к Бояру.
— Гриша, пулеметом отрезать отступление!
Бояр и Клесун втащили пулемет на холм. Через минуту Григорий густо поливал склоны свинцовым дождем. Немцы бросились обратно в кольцо.
— Ур-ра! — снова долетело с той стороны, где был Щорс.
Богунцы поднялись и, стреляя перед собой, ринулись на блиндажи. Немцы отстреливались из-за построек и деревьев, но это не могло остановить наступления богунцев. Немцы кинулись в сторону Щорса и вновь попали под пулеметный
Через полчаса Щорсу доложили: взято много боевых трофеев — три полевых орудия, шесть пулеметов, несколько сот винтовок, снаряды, патроны, весь обоз…
На рассвете богунцы заняли первое село — Робчик.
Днем, лежа в заставе за Робчиком, Малышенко заметил на дороге двух всадников. Он быстро навел бинокль. В стеклышках отчетливо видны были фигуры двух немецких офицеров на вороных конях. Гордей повел биноклем направо — спокойно, налево — спокойно. Он снова смотрел на всадников. Один из них достал из кармана белый платок и привязал к стеку. Офицеры ехали с белым флагом.
— Ананий, возьми бинокль и наблюдай. Я отведу их к Щорсу! — сказал Гордей, передавая бинокль товарищу, и вышел из кустов на дорогу. Всадники неслись галопом. Белый флаг описывал полукруги. Офицеры, искоса поглядывая на кусты, поехали медленнее.
— Проводите нас к своему командиру, — сказал по-русски пожилой, толстый, с небольшими рыжими усиками на пухлой губе. Другой — маленький и худощавый — красиво сидел в седле, хмуро посматривая вдоль дороги.
Гордей молча пошел в село. Офицеры ехали рядом. Один из них чересчур высоко поднимал белый флаг. Потом они начали разговаривать по-немецки. Гордей ничего не понимал, но слышал, что у них дрожат голоса. Офицеры боялись. Гордею стало весело. Он с усмешкой обернулся к немцам. Офицеры переглянулись и больше уже не разговаривали.
Из хат выбежали богунцы и крестьяне. Какая-то уже пожилая женщина плюнула офицерам вслед. Богунцы шли за ними до самого штаба. Офицеры долго не сводили глаз с красного флага над входом в штаб.
— Интересных гостей ведешь, Гордей! — воскликнул из толпы Клесун. Богунцы стояли стеной, стена вздрогнула от смеха. Немцы оглянулись, спрыгнули с лошадей и пошли к крыльцу. Толстяк быстренько водил маленькими глазами по добротным шинелям богунцев. Он не мог скрыть своего удивления. Офицер, верно, не представлял себе, что встретится с регулярной частью Красной Армии.
Немцы вошли в штаб. За ними ринулись богунцы. Гордей доложил дежурному. Через минуту дежурный вернулся: можно войти. Малышенко переступил порог и стал навытяжку. Офицеры щелкнули каблуками перед столом, за которым сидел Щорс. Командир богунцев не поднялся им навстречу. Он, чуть откинувшись на спинку стула, своими острыми, со стальным отблеском, глазами смерил фигуры немцев и совсем тихо произнес:
— Я вас слушаю.
Толстый начал говорить. Голос у него дрожал и срывался. Офицер с трудом овладел собой. Он говорил, что высшее командование поручило ему передать командиру богунцев: если богунцы не прекратят военных действий против немецкой армии, то высшее командование будет принуждено выслать свои полки против богунцев и жестоко покарает за неисполнение этого предупреждения. Толстяк поднял голову — его полномочия на этом закончились.
Офицер был уверен в успехе своей миссии, но ошибся. Щорс стремительно поднялся. Лицо его залила краска, глаза загорелись гневом.
— Кто звал вас на Украину? — грозно спросил он. Офицеры попятились. — Убирайтесь с нашей территории! Против ваших полков мы двинем свои, их будет больше и они будут сильнее ваших! Передайте вашему командованию, — Щорс отчеканивал каждое слово, — пусть оно немедленно выводит свои войска в Германию! Наш гнев страшен, сила наша еще страшнее! Не послушаетесь — наши штыки укажут вам дорогу домой!