ДЕСТАЛИНИЗАЦИЯ ОТ У. ЧЕРЧИЛЛЯ ДО Д. МЕДВЕДЕВА. Том 10.
Шрифт:
И по логике далее Мартиросян должен изложить в ответ другие «конкретные реалии Истории»: «Вот что недоговаривал Молотов в беседе с Карповым и чего они, то есть вся партийная верхушка, на самом деле до чрезвычайности опасались. Ведь Берия терпеть не мог партийных бездельников и так же, как и Сталин, считал, что власть должна перейти к органам советской власти, прежде всего её исполнительной ветви, то есть правительству! Поэтому и было выгодно Молотову ещё через один канал укоренить тот неверный и абсолютно не соответствующий реалиям истории якобы факт, что-де Берия мог иметь какое-то отношение к убийству Сталина».
Как видим — это подмена, запутывание, забалтывание, это некрасивое лукавство и ничего конкретного, ничего существенного против Вячеслава Молотова. Но неугомонный, неистовый
«Ещё раз хочу обратить ваше внимание на то обстоятельство, что с разницей в несколько лет Молотов двум разным писателям рассказал практически слово в слово одну и ту же байку». Это разве аргументация, это разве доказательство? А что — Молотов должен был, обязан был Карпову и Чуеву рассказать совершенно разные версии? Ведь что он услышал от Берии — то и сказал, всё. Представьте — чтобы Молотов, к радости А. Мартиросяна, рассказал бы Чуеву и Карпову на одну и ту же тему разное. Тогда бы, во-первых, точно — одна из версий как минимум была бы «байкой», а во-вторых, и главное — вот тогда-то Молотов точно «спалился» бы, и тогда точно сверхэмоциональный и агрессивный А. Мартиросян разорвал бы Молотова на кусочки во всех своих многочисленных книгах. Считаю, и небезосновательно, что в данном случае А. Мартиросян поступил не солидно, и даже — не порядочно. К тому же достоверно известно, что когда обсуждался вопрос ареста Берии, то Молотов был против ареста Берии без санкции прокурора или решения суда.
И ещё обращаю внимание читателей не столько на логику, сколько даже на здравомыслие А. Мартиросяна, и если не очень внимательный читатель не обратил внимание на противоречие в начале цитаты, то я специально повторю: «Можно ли верить Молотову, что Берия сказал такие слова? Я думаю, что можно. Молотов очень крупная личность, он понимал цену таким словам».
То есть, как видим — А. Мартиросян публично утверждает, что он верит Молотову («Я думаю, что можно», а не — «Я думаю, что нельзя ему верить»). А. Мартиросян вначале верит Молотову, что Берия признался, даже похвастался ему в убийстве Сталина, и очень уважительно выражается по отношению к Вячеславу Молотову, но затем тут же «по умолчанию» и по факту начинает опровергать свою же веру, и подло доказывать, что В. Молотов лжец, а Берия «белый и пушистый». Это что? Раздвоение личности, нелады с самим собой? И это не первый случай запутывания истории А. Мартиросяном, в своей книге 8 я уже обращал внимание на странные «кульбиты» «авторитетного» А. Мартиросяна, которого последнее время либералы неслучайно допустили до телевидения. На основании вышеизложенного предлагаю А. Мартиросяну вначале в тиши, неспешно разобраться с самим собой, выпутаться из собственных противоречий, не изливать на страницы своих книг неконтролируемые, фонтанирующие через край здравомыслия эмоции, и не запутывать читателей.
Такую же оправдательную позицию по отношению к Л. Берии занимает сверхагрессивный истеричный историк Ю. Мухин, который фрагментарно добивается в исследовании истории хороших, впечатляющих результатов, а в других случаях допускает умопомрачительные ляпы. Я понимаю, что этой критикой вызываю ответное пристальное внимание к своим трудам и возможную критику в свой адрес, но зато в этой жесткой теоретической «диалектической» борьбе за правду в конечном итоге придем хотя бы по подавляющему большинству одинаковых мнений к достаточно истинной исторической картине. Вернусь к сути рассматриваемой темы.
По своим психологическим, лидерским качествам в одиночку решиться и организовать отравление Сталина точно не могли Булганин, Маленков или Игнатьев, не мог хитрый и осторожный Микоян, могли решиться на это только Берия и Хрущев. И если поставить дальнейший вопрос: кто из этих двоих, исходя из качеств характера, вероятнее всего мог решиться на подобный рисковый поступок, то Берия имеет явное преимущество. Берия не безосновательно, не только на основании своих заслуг, но и с учетом своего характера, интеллектуального потенциала, своих амбиций считал себя наследником Сталина, будущим главой СССР, и это подтверждают
А каковы мотивы, причины желания Л. Берия ускорить кончину Сталина? Во-первых, обиды ранимого честолюбивого человека по поводу его понижения в послевоенный период, недооценка Сталиным его заслуг, особенно в период войны и в создании атомного оружия; во-вторых, страх перед непредсказуемостью Сталина на фоне жестокой расправы над русскими управленцами, над еврейскими националистами (а Авторханов и Энтони Саттон утверждали, что Берия был полуевреем) и особенно над грузинскими и мингрельскими националистами в 1952 году по «мингрельскому делу»; в-третьих, ревность к власти «созревшего» к ней Л. Берия на фоне стареющего больного и уже интеллектуально слабого Сталина и на фоне всех остальных в окружении Сталина, явно уступающих по лидерским, волевым, организационным и интеллектуальным качествам Берии. И всё вышеперечисленное следует рассматривать не по отдельности, а в сумме, во взаимодополнении и взаимоусилении, как суммарный эффект.
Дочь Сталина Светлана Аллилуева в книге "Двадцать писем к другу" утверждает, что во время последней болезни Сталина «только один человек вел себя почти неприлично — это был Берия. Он был возбужден до крайности, лицо его, и без того отвратительное, то и дело искажалось от распиравших его страстей. А страсти его были — честолюбие, жестокость, хитрость, власть, ВЛАСТЬ. Он так старался, в этот ответственный момент, как бы не перехитрить и как бы не недохитрить! И это было написано на его лбу. Он подходил к постели и подолгу всматривался в лицо больного — отец иногда открывал глаза, но, по-видимому, это было без сознания или в затуманенном сознании Берия глядел тогда, впившись в эти затуманенные глаза; он желал и тут быть "самым верным, самым преданным" — каковым он изо всех сил старался казаться.
В последние минуты, когда все уже кончилось, Берия вдруг заметил меня и распорядился: «Уведите Светлану!». На него посмотрели те, кто стоял вокруг, но никто и не подумал пошевелиться. А когда все было кончено, он первым выскочил в коридор и в тишине зала, где стояли все молча вокруг одра, был слышен его голос, не скрывавший торжества: "Хрусталев! Машину!"».
Э. Радзинский утверждает — отравление Сталина организовал только Берия через своего сообщника в личной охране Сталина Ивана Хрусталева.
Мое мнение — в заговоре против Сталина участвовали все члены космополитической группировки (от Микояна до Хрущева), а Берия, на основании своих качеств, закономерно играл ведущую, доминирующую, лидерскую роль. И Хрущев в этот период, в этом «раскладе», в этом заговоре был единомышленником Берии, признавал его доминирование, ему даже было выгодно, чтобы в этом рисковом деле большую часть ответственности и риска нес Берия, на этом этапе Хрущев с ним за лидерство точно «не бодался»; хотя всё перечисленное не снимает ответственности с Хрущева и с остальных членов заговорщицкой группы за преступный заговор, за преступление.
Уверен, что были такие, кто не играл активную роль в заговоре или даже не были в группе заговорщиков, но находились рядом и понимали, что происходит вокруг Сталина (особенно после снятия Власика) и с сочувствием, с симпатией относились к цели заговора и «по умолчанию» его поддерживали, а значит в какой-то мере в нем пассивно участвовали. Это закономерная трагедия Сталина как неординарной личности, мощного выдающегося лидера, который в конце своей исторической эпохи исчерпал себя и уже ничего нового не мог дать этому Миру (хотя он был другого мнения, однако его последняя интеллектуальная работа «Экономические проблемы» показала другое), и, «задержавшись» на исторической сцене, нажил себе много противников и недоброжелателей в своём ближайшем окружении, которые «подросли» в ходе многих испытаний, многое понимали, были высокого о себе мнения (хотя до уровня Сталина на пике его развития не дотягивали) и не смотрели уже с восторгом и искренним подобострастием в рот своему гениальному вожаку, лидеру (теперь уже дряхлому, больному и «не в форме»), как это было в периоды трудных испытаний в 30-х годах и во время войны, и цинично готовились ускорить кончину своего былого кумира.