Destroyed. Падшие ангелы
Шрифт:
***
На часах полночь. Приоткрыв дверь нашей спальни, вижу ее. Лежит, отвернувшись. Притворилась спящей. Но я-то вижу, что это – всего лишь представление для меня. Актриса моя. Замечаю, как слегка подрагивает ее рука – гладит живот. Приближаюсь тихонько и забираюсь на кровать. Обиженно сопит, когда я нависаю над ней. Убираю несколько прядей, упавших ей на лицо. Наклонившись, оставляю поцелуй на худеньком загорелом плечике.
– Перестань, – одергивает руку, отстраняется от меня. До чего же упрямая, строптивая! Душу пока не вымотает, не успокоится. Игнорирую
– Кай, – слетает тихое недовольно с ее губ, но последующий рваный вздох говорит мне о том, что она на пределе. Сдерживает себя из последних сил.
– Пока ты мне не скажешь правду, – пытается оттолкнуть меня, укорачиваясь от моих губ. – Приподымаюсь на локтях, нависаю над ней. Смотрю в ее глаза.
– Ева, может, хватит с нас негатива? Сколько можно копаться в прошлом? Да, пацан сел, только вопросы должны быть к судебной системе, а не ко мне. А тот факт, что он за что-то мстит мне…да, у него крыша поехала после стольких лет отсидки. Стал еще большим отморозком, чем был, вот и возомнил из себя терминатора.
Ева молчит. Смотрит на меня задумчивым, с толикой недоверия, взглядом. А я перемещаюсь на бок, аккуратно поворачивая ее лицом к себе.
– Что ты с ним собираешься сделать, когда Леша поймает его? – шепчет она, заглядывая в мои глаза.
– То же, что и в прошлый раз. Ничего. Пусть с ним дальше закон разбирается, – целую ее в носик. Ева кивает, и наконец-таки ее взгляд теплеет, а тело расслабляется.
– Девочка, хватит забивать голову. Думай о малышках, о сыне нашем. Я все решу, поверь мне. И то, что произошло с Кристиной, …я разобьюсь в лепешку, но больше не допущу такого, – провожу кончиком пальца вдоль ее скулы. Знаю, что это ее любимые ласки. С ее губ слетает негромкий, но довольный смешок, и она прижимается щекой к моей ладони.
– Я знаю, любимый, – шепчет она, прикрыв веки. А когда ее глаза распахиваются, столько нежности в них, столько теплоты. Простила. Вот и хорошо. Сейчас главное – она и ребенок. Со своей совестью я разберусь потом. Хотя за эти годы она у меня порядком закалилась.
Не имею ни сил, ни желания ждать хотя бы минуту. Приблизившись, накрываю ее губы жадным поцелуем. Не хочу пугать, делать больно, только вот сдерживать себя очень сложно. Знаю, что сейчас близость нам запрещена. На таком сроке опасно. Тем более, у Евы кое-какие осложнения беременности. Врач строго запретил до самых родов. Но мне не нужно этого. Мне хватит сейчас просто поцелуев, прикосновений к ней.
Ева обвивает мою шею изящными руками, запускает пальчики
в мои волосы. Сжимает их, требуя большего. Рычит недовольно, от того что я не даю ей желаемого. Моя маленькая ненасытная львица. Не могу. Увязаю в ней. С каждым прикосновением. Все глубже и глубже. С каждым днем во мне растет это чувство. Любовь. Всегда смеялся над мужчинами, говорящими о любви к женщинам. Считал это чушью бабской. Страсть существует, бесспорно. Но вот любовь… чтобы так, одну и навсегда. Чтобы жизнь не
И вот: словно урок для меня. Рядом с ней с ума схожу. Несмотря на то, что моя. Со мной. А мне все мало ее. Никак не напьюсь, не надышусь ею.
И с этим чувством в груди поселился страх. Постоянно боюсь потерять ее. Наверное, я стал слабым. Раньше любые страхи сгорали уже на пути к сердцу. Превращались в жалкий пепел. А теперь?! Он растет в груди. Разгорается, превращаясь в пожар!
Отстраняюсь, пытаясь выровнять дыхание. Прижимаю ее к себе, утыкаюсь носом в волосы.
– Кай, – зовет, нарушая уютную тишину, – Может, мне тоже к маме и Кристине поехать?
– Ты же помнишь, как в прошлый раз было? Чудо, что ты в клубе не родила. Нет, до родов будешь здесь, – обрываю ее фантазии. Как вспомню прошлые роды Евы, до сих пор сердце от страха сжимается. Ева молчит. Перебирает пальчиками по моей спине.
– Кай, они меня так раздражают, – ворчит она. А я отстраняюсь, смотрю на нее удивленно. Никак не могу понять, о чем она говорит.
– Кто?
– Охрана,– печально вздыхает Ева. – Шагу ступить не дают. Я не могу так. Может, ты отменишь все это?
– Отменю, когда поймают отморозка, угрожающего моей семье. Все, спи, милая, – целую ее в висок, укладываясь обратно на подушку.
Спустя минут десять тишины и спокойствия Ева начинает ворочаться.
– Ка-а-а-й, – зовет меня шепотом. – Понимаю, что за два дня обид на меня Ева намолчалась, и теперь ей не терпится поделиться со мной новыми идеями.
– М-м-м-м? – утыкаюсь носом в ее затылок, кладу руку на живот. Малыш, словно желая поздороваться, тут же толкается в мою ладонь. Поглаживаю это место.
– Я сомневаюсь насчет выбранного нами имени. Поняла недавно, что Ярослав…ну совсем не нравится мне.
– А какое имя тебе нравится? – шепчу, не открывая глаз. Не хочу обидеть ее равнодушием, только вот нахожусь уже в полубреду. Две бессонные ночи и куча потраченных нервов истощили мой организм до предела.
– Хочется чего-нибудь необычного, такого, чтобы один на миллион… может Лука?
Даже в таком состоянии я понимаю, что Ева дурью мается. И за две ее беременности пришел к выводу: порой лучше промолчать, чем сказать свое твердое «нет». И это как раз тот самый случай.
– Ева, давай определимся с именем после родов. Посмотрим на него и решим, – стараюсь выразить свои мысли как можно мягче, дабы не обидеть ее.
– Ты думаешь?
– Уверен, любимая, мне завтра в восемь в Управлении быть на совещании. Идиотам мозги вправлять. Давай поспим немного. Я завтра, как освобожусь, к тебе приеду сразу. Хочешь, погуляем? Сходим в твой любимый ресторан?
– Хорошо, – поворачивается ко мне и легкими, практически невесомыми касаниями проходится по контурам моего лица. Открыв глаза, встречаюсь с ней взглядом. Дух захватывает от увиденного. В ее глазах столько жизни, столько огня! Не знаю, что было бы со мной, не повстречайся она на моем пути. Не влюбись в меня. Наверное, так и жил бы, довольствуясь суррогатом, окруженный постоянным холодом и одиночеством.