Десять кругов ада
Шрифт:
ЗОНА. ПОМОРНИК
Боже, что я наделал, Боже...
Чего он мне предлагает? Лебедушкина предать?
Но он же спит рядом со мной, ест со мной рядом, живет под одним небом, мечтает о свободе, о Наташке своей... Значит, это наказание будет ему, о котором говорит офицер...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Поднял он глаза на подполковника... что он кричит, не слышит. Страх все же переборол и говорит - внятно и звонко:
– Мне такая свобода не нужна...
– А какая тебе нужна?
– зачарованно глядя на него, спрашивает
– Вот ты баран... Свободу тебе предлагают, дурья башка, что еще может быть дороже?
Но мотает головой Пантелеймон - нет.
– Хорошо, - соглашается вдруг Львов, собирает обратно в портфель всю еду, - иди и подумай, до завтра. Весна не за горами, и ты к ней можешь выйти, помни.
Пошел к двери Пантелеймон, но хозяин Зоны его окликнул:
– Спасибо тебе... за жену. Ну, как же ты все испортил, праздник наш общий...
Только плечами пожал Пантелеймон, вышел.
– К утру не признаешься, пеняй на себя!
– жестче уж добавил Львов.
– Иди!
– бросил почти брезгливо, он уже ненавидел этого немощного человека, перед которым должен распинаться. Все прохезал, сам себе все смазал, дурак...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Вот и еще один День советской милиции... Сколько ж их было у майора Медведева, сколько этих благодарностей, которыми забит уже целый альбом, именных часов, что раздаривал потом близким, сколько пьянок, драк, всего, что обычно сопровождает каждый русский праздник.
Всегда было весело, и вот первый раз, пожалуй, нет у него того праздничного настроения, что предшествует встрече гостей...
Не было радости от накрахмаленной рубахи, от добрых слов по телефону, от будущей выпивки и будущего утреннего русского похмельного - эх, погуляли...
Не хотелось ничего. В нем вот уже сколько времени, по приходе в Зону, висело чувство какой-то тяжести, что давила, не давала распрямиться, почувствовать себя прежним Медведевым.
Что это было - боязнь нового приступа сердечного, страх не справиться с усложнившейся работой? Нет, нет, что-то другое.
Это "что-то" явственно висело в воздухе, оно было неосязаемо, но чувствовалось всеми. А - что?
Ощущение нового витка жизни, что поменяет привычное, сломает вчерашние ценности. Это читалось во вновь приходящих зэках, в разговорах с гражданскими людьми, это тлело-зрело...
В праздник было, как обычно, много поздравлений - от коллег, звонили по межгороду друзья из Москвы, Туркмении, с Украины.
За час до ухода домой его вызвали к начальнику колонии. Медведев предвосхищал поздравление. Но нарвался на иное...
В кабинете Львова по правую руку от него сидел хмурый Волков. Василий Иванович сел слева.
Командир долго не решался начать разговор, нервно постукивал карандашом по столу, прохаживался, звонил куда-то по пустому делу. Наконец начал:
– Товарищи, праздник праздником, поздравляю, конечно, еще раз. Но... поднял наконец-то глаза, начал официально.
–
Заскучал Медведев, опять что-то стряслось, сколь же можно...
– Вот тут на вас бумага пришла. Жалоба из прокуратуры. На вас, товарищи, жалуется осужденный Пеночкин. Пожалуйста, - он читал, - бранится нецензурными словами. А это про капитана, - показал на Волкова.
– Было?
Волков, шумно вздохнув, кивнул:
– Ну, вы же понимаете, товарищ подполковник, с этими скотами...
– Били зэка?
– перебил его Львов.
– Да как же упомнить можно?
– искренне удивился Волков.
– Может, и бил, что ж я, помню?
– Ясно. Я не раз предупреждал. Придется принять меры.
Волков нервно хохотнул. Львов обеспокоенно посмотрел на него, кашлянул неодобрительно.
– Пишет, что в отношении его Медведевым проявлена несправедливость. Например, - вчитался, - вы настояли, что Воронцова за попытку напасть на конвой наказали всего шестью месяцами.
Он выразительно оглядел майора.
– Откуда заключенный узнал, кто на чем настоял?
Майор пожал плечами.
– А вот его... Пеночкина, которому положены льготы - стройка народного хозяйства, - мы незаслуженно направили в спецколонию на принудительное лечение от алкоголизма. Вот...
Он снова оглядел офицеров, еле сдерживающих ярость.
– Мы на жалобу ответили, считаем ее необоснованной, бредом.
Медведев кивнул, Волков пожал плечами.
– Но давайте-ка так работать, чтобы нам не тыкали потом в глаза алкоголики завязавшие... нашими просчетами. Вы согласны?
Офицеры на сей раз дружно кивнули.
– Как следствие по Бакланову, товарищ подполковник?
– спросил тихо Медведев.
– Пока ничего, - вздохнул командир.
– Я от вас надеялся услышать новости по этому вопросу...
Майор тоже вздохнул, развел руками.
– Ну, идите, - улыбнулся наконец подполковник.
– С праздником вас. Не напиваться на людях...
– тихо добавил он.
Офицеры дружно развели руками.
ЗОНА. МЕДВЕДЕВ
Все-таки Львов мужик что надо, не сдаст, лишнего никогда не навесит. И настроение вдруг поднялось - ничего, выживем, нас ценят и в обиду не дадут.
Иду к бараку, смотрю, Лебедушкин, увидев меня издалека, зашел за кусты и там спрятался. Пришлось подойти.
– Выходи!
– говорю громко.
Вылазит. Стыдно, здоровый бугай, а как пацан себя ведет.
– Ну, и что ты по кустам прыгаешь?
– спрашиваю.
– Вот...
– говорит, - перо Васькино в кустах нашел.
– И достает из-за голенища длинное перо птичье. Может, и вправду нашел, только часом раньше, точно. А зачем прятался, надо узнать. Или не надо? Боже, как это все обрыдло...
– Переписку с Воронцовым прекратил?
– Прекратил...
– бурчит.
– Молодец. Не вольничай больше, а то не посмотрю на твое горе, живо пойдешь в карцер.