Десять кругов ада
Шрифт:
– А почему Цесаркаев из Зоны нашей просится, кто мне ответит?
– спрашивает Медведев одновременно командира и всех.
– Да, на Кавказ стал проситься, - заметил Куницын.
– И записку эту подбросили ему через таблетки, на всякий случай - если найдут, мол, таблетки, вроде как сообщают ему дружки про клад какой-то. Нет никакого клада, он причину ищет уйти. Мы клюнем на записку да в следственный изолятор его этапируем. А там и побег можно совершить...
Помолчали. Верно, так и сходится.
– Товарищ Медведев, я хотел бы попросить
– тут Волков спрашивает.
– По случаю чего?
– равнодушно майор бросает.
– Он в карты Филину проигрался, и если мы его в активисты зачислим, его не тронут. А так фуфлыжником будет числиться...
– Ну и что?
– разозлился Медведев.
– Что, богадельня у нас, что ли?
Львов постучал карандашиком по столу - потише страсти, товарищи.
– Филину должны многие, Цесаркаев в том числе, насколько я знаю. Он поддерживает в Зоне игру, верховодит. Если есть основания, - подал голос начальник колонии, - разобраться и передать в суд.
– Ну, доказательств пока нет, - беспечно бросил Волков.
– У меня более точные оперативные данные. Товарищ-то майор пользуется так, слухами... закончил, а в сторону Медведева не глядит.
– Так что позвольте мне самому с картежником разобраться.
Согласился командир, и разошлись все. Но с одинаковым тяжким ощущением, что что-то неуловимое, невидимое пока, как подводный риф, подтачивает Зону...
ЗОНА. МЕДВЕДЕВ
Сижу, значит, Дроздова жду - искать пошли его, кудесника, архитектора помоек. Решил себе настроение поднять, дай, думаю, вспомню, какие анекдоты про меня заключенные рассказывают. Начал припоминать. Вот, например:
Пойду этапом в Колыму
Мне там зеленкой лоб намажут.
Но одного я не пойму
Неужто в Мамочку промажут?
Крохалев, наверное... Известный поэт, "Некрасов".
Только чего это мне зеленкой лоб тоже должны намазать? Что ж я такое могу совершить, чтобы меня расстреляли? Или это зэки желают моего расстрела, так, без повода? Спасибочки...
А других частушек сколько... Матерщинные в основном, даже вспоминать не хочется. А так можно целый сборник составить. Народное творчество.
Нет этого Дроздова, что ж, самому за ним пойти придется. Ладно, я не гордый.
Прохожу в жилую секцию, слышу хохот - ясно, тут Дроздов, новых слушателей себе нашел. Слышу:
– А феню, думаете, вы придумали, блатные? Э нет...
– заливает Колесо, так стали звать его здесь за то, что жил на свободе как перекатиполе.
– Откуда, скажем, пошло слово "кент"? Знаете?
Никто из слушавших его не знал, конечно.
– Ну, друзья мои, - кривляется, - Шекспира опять же надо знать, великого английского драматурга. Так вот был в его пьесе "Король Лир" некий Кент, и был он кем?
– спрашивает этих.
А они только зенками лупают.
– Друганок его, - несмело кто-то говорит.
– Правильно!
– Колесо его
– Другом его был лучшим, а король этот, Лир, сдал его, так сказать. Предал.
– И что?
– эти спрашивают в один голос.
– Что...
– кобенится знаток, - казнил он его, что...
– Вот сука...
– Все хором вздыхают. И смех, и грех.
– Так, кенты, - говорю я тут, выходя из своего укрытия.
Встали, набычились.
– А ксива, мазя, ништяк - эти слова можете объяснить, философ?
– спрашиваю Дроздова.
– Эти - нет, я ж залетный в Зоне, не старожил...
– ухмыляется.
– Это к блатным.
– Давай ко мне, залетный... Ты, я вижу, кладезь мудрости... дурной. Может, пописываешь, как Достоевский наш?
– спрашиваю.
– Ну, вот скажи, что такое "лоб зеленкой намазать"?
– А то вы не знаете?
– Знаю, но, может, ошибаюсь... Ну?
– Лоб зеленкой смазывают перед расстрелом... А когда смертник спрашивает зачем, ему отвечают: чтобы заражения крови не было, - без улыбки объясняет Дроздов.
Тут даже я засмеялся. Надо же, черти, что сочинят.
– Ясно, - говорю.
В кабинет мой тем временем вошли. И говорю я ему:
– А вот что бы сделали вы, Дроздов, если бы знали, что от ваших показаний зависит, смажут ли "лоб зеленкой" виновному или безвинному?
– Ну, вы же знаете, что я отвечу, как честный человек...
– вздыхает.
– А в чем дело-то?
– Я о событии в электричке, в этом году, - к главному сразу приступаю. Вы можете сказать об этом правду... Но - молчите все... А решается судьба человека. И зависит от ваших в том числе показаний.
Смотрю, задумался. Голову опустил, интеллигент соломенный, мучается или делает вид - не пойму...
– Я, между прочим, пытался давать показания...
– обидчиво начинает гундеть.
– Мне ж не поверили, даже не записали их. Ведь как получается: сказал раз правду, а мне говорят - врешь, вместе с ними, преступниками, окажешься, говори другое... Да лучше уж промолчать вообще. Так и сделал.
Гляжу я на него, и даже симпатичен он мне в чем-то стал, хоть и хорек еще тот... Неглупый в общем-то человек, а вот судьбой своей распорядился так глупо...
Что его жизнь сейчас - скитания по товарнякам вечные? Эх... Вздохнул я глубоко, с сожалением его оглядев. А он это заметил.
ЗОНА. ДРОЗДОВ
Ну, и что ты вздыхаешь?
Никак жалеть меня собрался? Эх, майор, майор, ничего-то ты в жизни пока не понимаешь, хоть и покоптил свет. Так вот, уважаемый хранитель зэков, должен сказать тебе, что жалеть меня совсем не стоит. А вот тебя впору бы и пожалеть... Что ты видел в своей жизни распоганой?
Рожи зэковские, верно? Раз в год - санаторий Министерства обороны в Туапсе, попивал там вина дешевые с такими же служаками занудными, старыми кобелями, на бабенок траченых с тоской посматривал, боясь подойти, да жене сувенир дурацкий привозил...