Десять кубинских историй. Лучшие рассказы кубинских писателей

Митрани Давид

Он был гостеприимным хозяином. Босфорский университет поручил ему встречать меня, и за несколько дней до моего приезда он связался со мной, дал кучу обещаний и сейчас, казалось, готов был доказать, что не разочарует меня. Прежде чем расстаться, мы договорились, что он заедет за мной, чтобы отправиться куда-нибудь поужинать.

Я разместился в отеле. Должен признаться, я из тех людей, кто осматривает комнату с чувством досады на то, что им приходится это делать. Хотя, с другой стороны, я предпочитаю знать, чту меня будет окружать, пока я буду спать. Мой номер в «Таксим хилл» был темноватым: окно выходило на некое подобие дворика, по которому вились трубы, в номере была широкая, облицованная мрамором ванная, простыни источали легкий аромат камфары, на тумбочке лежал телефонный справочник, телевизор был встроен в шкаф,

который одновременно служил мини-баром. За окном, чуть поодаль, виднелось здание, сплошь покрытое строительными лесами. Едва я погрузился в ванну, как вдруг вспомнил тот рассказ Вирхилио, и мне стало радостно, что горячая вода придала мне ясность ума. Судя по тому сюжету, который пересказала мне Анна Скляр, это не мог быть никакой другой рассказ [19] . Признаюсь, есть в этом нечто гротескное — вспомнить о Вирхилио Пиньере, принимая ванну в гостинице в Стамбуле. И это уж совсем по-пиньеровски — перебирать в памяти строки, которые, возможно, Пиньере даже и не принадлежали. Я немного поиграл в оракула с этим рассказом и принялся вытираться, убежденный, как и вы сейчас, что это — возможно, апокрифическое — произведение гарантирует мне новую встречу с русской.

19

Старик Диоген учил своего сына охоте. После напряженных тренировок с чучелами животных он дал ему возможность попрактиковаться на живых зверях. В течение двух дней сын пытался убить шакала, который почему-то никак не хотел умирать. Расстроившись, сын пришел к Диогену и сказал: «Пожалуйста, сделай из него чучело, тогда я обязательно его убью».

Нихат позвонил мне с первого этажа, и, когда, спустившись, я увидел, что из-под его черной виниловой куртки виднеется костюм, я понял, что ужинать мы поедем в какое-то роскошное место. «Нас пригласили, ты не волнуйся», — сказал он, похлопав меня по плечу и провожая к выходу.

Все, что я помню из тщательно подобранного меню того вечера, — это итальянское вино, которое без конца разносили официанты во фраках с маргариткой в петлице. Чтобы не соврать, добавлю еще, что меня впечатлил монументальный зал с красным ковром и мягкий свет, который придавал всему какое-то потустороннее сияние. Выпив несколько рюмок, я спросил, где туалет. Нихат уже знал, как туда пройти, и показал мне движением головы: за моей спиной, в конце коридорчика, едва освещенного молочным светом зала. Затем кивнул, как будто решившись. «Давай я тебя провожу», — сказал он, но, не дойдя до дверей, остановился поприветствовать знакомого.

Я расстегивал брюки перед писсуаром, когда заметил, что стена передо мной не соединялась наверху с потолком, и услышал звук закрывающейся двери. Было ясно, что за стеной находился женский туалет. Я отошел от писсуара и расположился над унитазом так, чтобы моя струя, попадая в воду, производила неоспоримый эффект, и мне приятно было осознавать, что какая-нибудь женщина там, за стеной, оценит мою силу. Я прервался и прислушался. Затем снова подналег, подкрасив унитаз своей винной пеной, гордый мужской силой звука. Начав застегивать брюки, я ясно услышал струйку, которая отвечала мне из-за стены. Это была струя, которая лилась не прямо в воду, а на стенки мальвового фаянса унитаза, и я убедился, что, как и я несколькими секундами раньше, она прервалась на полпути, чтобы снова возобновиться.

Я вышел, но не стал далеко отходить, зная, что, если я подожду немного, из двери появится женщина, которая ответила на мое приглашение к общению. И действительно, через несколько секунд вышла, но не одна, а три, четыре женщины и, безразличные ко всему, проследовали в зал. Я сказал себе, что не очень-то и сложно было бы выбрать из четырех женщин, но мог ли я подойти к ним и так запросто спросить, которая из них согласилась вступить со мной в диалог? Не была ли моя ситуация немного пиньеровской? В глубине души я надеялся, что моей собеседницей была Анна Скляр, русская, которую я окрестил Карениной, но я даже не был уверен, что снова когда-нибудь увижу ее. Вероятность нашей встречи ограничивалась миром гостиниц и конференц-залов, поскольку мы оба были иностранцами и литераторами.

Только подойдя к столику, я вспомнил, что Нихат так и не зашел в туалет.

Я спросил его об этом, и он ответил, что знакомый так его заговорил, что он забыл помочиться. Когда мы собирались уходить, я заметил, что он немного пьян. Чуть позже он мне признался, что не понимает, как ему удалось доехать до «Таксим хилл», и что будет просто самоубийством, если он попытается доехать до своего дома. В моем номере было две кровати, и я предложил ему остаться. Прежде чем лечь, я посмотрел на жалкий осколок города, который сверкал за окном.

Меня удивило, что здание в лесах полностью освещено: приглядевшись, я понял, что лампочки прикреплены к лесам — часть из них светила на улицу, остальные были направлены на здание. У меня возникло впечатление какой-то гигантской инсценировки, которая выглядела угрожающе.

Я задернул шторы. Собираясь лечь в кровать, я взглянул на Нихата, который уже тихонько похрапывал. Он был приблизительно моего возраста. Он лежал с приоткрытым ртом, точнее, закусив нижнюю губу, что придавало его лицу невинное выражение, которого я не заметил прежде. Я упал на кровать, вино еще шумело у меня в голове, и из любопытства включил телевизор. В новостях по-английски передавали, что был обнаружен труп девушки. По предположениям полиции она была проституткой, и это уже вторая жертва за последние два месяца. Я не запомнил других деталей, потому что тут же провалился в дремоту. Было раннее утро, когда я понял, что мой сон уже некрепок. Состояние, в котором начинаешь осознавать те фантазии, которые несколько секунд назад полностью владели сознанием.

Я вытянул ноги и вытащил руки из-под одеяла. Этот момент я помню благодаря звукам: отдаленный шум струи, с силой бьющей о стенки фарфорового унитаза, который ночью звучит с обманчивой ясностью. «Жизнерадостное оправление нужды», — не имея сил встать, сказал я себе, возможно, для того, чтобы развеять свои фантазии, уверяя себя, что все это мне померещилось. А может, то были звуки, доносящиеся из телевизора, который все еще был включен.

Именно по этим мелким деталям я могу сказать, что то, что я пишу, действительно произошло. Например, я ясно помню, как Нихат заявил мне, что скоро сменит свою «тойоту» на «БМВ». Это произошло на следующий день, когда мы возвращались со встречи с его друзьями из издательства «Доган Китап», которое вовсю афишировало, что в его каталог скоро войдут книги лучших кубинских писателей. Но они это заявляли как-то уж очень неискренне.

Вопреки предсказаниям Нихата, в тот день дождя не было, термометр показывал два-три градуса, на площадке перед «Таксим хилл» кое-где лежал снег, но на улице было скорее слякотно, а не снежно. Я убедился, что призрак моего соотечественника Вирхилио Пиньеры меня не покинул, увидев, что нам навстречу идет Анна Скляр, прижимаясь к стене дома, как бы пытаясь защититься от ветра, который дул в лицо. Она задержалась перед окнами кафе недалеко от гостиницы, и я воспользовался моментом, чтобы показать ее Ни хату.

— Посмотри, — улыбнулся я, — это Каренина.

Он тоже улыбался, пока мы выходили из машины, и тут же устроил все так, чтобы моя знакомая его заметила. Он обратился к ней с такой обходительностью, что мне это напомнило сцену из «Тысячи и одной ночи». Анна Скляр встретила меня очень любезно, как будто бы действительно была рада меня снова видеть.

— Что тебя занесло в мои края? — спросил я у нее.

Ее рассмешил вопрос, и она ответила:

— Я обедаю в твоей гостинице, а вечером я свободна.

Я догадался, что речь шла о деловом обеде. А также что, упомянув о свободном вечере, она предлагала мне пригласить ее куда-нибудь. Мы обедали в нескольких метрах друг от друга: она — с двумя мужчинами, которые сдержанно жестикулировали, но по какой-то неясной причине давали понять, что жестикулировать им было необходимо, а я с Нихатом, который, когда я поднимался из-за стола, сказал что-то по поводу этих мужчин. Я кивнул, отходя за десертом, хотя на самом деле его не слушал. Заметив, что Анна Скляр несколькими секундами раньше подошла к столику с десертами, я захотел присоединиться к ней. Выбрав пирожное, я положил его ей на тарелку и сказал, что буду ждать ее через час внизу и что во мне что-то загоралось, когда я находился в ее компании. Я заметил некоторое смятение в ее взгляде, но она согласилась. «Значит, в два», — пробормотал я. «Хорошо», — ответила она и положила другое пирожное на мою тарелку.