Десять лет на острие бритвы
Шрифт:
Ломинадзе В. В.
Приехал он в Магнитогорск в сентябре месяце 1933 года одновременно с Абрамом Павловичем Завенягиным. Ломинадзе сменил Спирова в горкоме партии, Завенягин — Мышкова, директора комбината. Эта замена явилась результатом посещения Магнитки Серго Орджоникидзе в июле, когда он высказал явное недовольство состоянием дел, как в эксплуатации, так и в строительстве низкой организации труда, качеством продукции действующих цехов, медленным освоением новой техники и технологическими процессами. Особенно резко критиковал он руководство на собрании актива с широким участием рабочих за грязь, недоделки, отсутствие заботы о бытовых условиях, культуры в бараках.
Серго тогда прямо заявил, что город в том виде, какой имеет,
Назначение Ломинадзе магнитогорцами было встречено с большим удовлетворением, тем более, что оно свидетельствовало об отмене опалы, которой Ломинадзе подвергся в 1930 году, будучи, по предложению Сталина, постановлением объединенного Пленума ЦК и ЦКК в 1930 году исключен из членов ЦК КПСС за «фракционную антипартийную деятельность право-левацкого блока Сырцова-Ломинадзе», объявление успехов нашего строительства очковтирательством утверждение, что в советском аппарате Закавказья царит барско-феодальное отношение к нуждам и интересам рабочих и крестьян. Опала закончилась награждением В. Ломинадзе орденом Ленина за работу на заводе № 24, куда он был направлен после исключения из ЦК.
Я не мог вспомнить, кто из обкома партии представлял нам Васо (так иногда товарищи звали Ломинадзе), но хорошо помню мою первую встречу с ним. Это произошло вскоре после его приезда. Зашел я однажды в ДИТР — дом инженерно-технических работников, заместителем председателя правления которого я был, чтобы решить с Михаилом Альбертовичем Аршем, директором ДИТР, некоторые текущие вопросы. Мы сидели в кабинете Арша, обсуждая наши дела, как неожиданно к ДИТРу подъехал на машине Ломинадзе. Арш поспешил навстречу. Я вышел в вестибюль за ним. Арш представился сам и представил меня. Ломинадзе был высокого роста, плотный, с волевым лицом, копной черных волос на голове и со взглядом несколько исподлобья, а в целом, он почему-то напомнил льва.
— Ну, покажите мне ваш ДИТР! Наслышан о нем, как об одном лучшем месте для отдыха на Магнитке.
Мы начали свой показ с гостиной комнаты с роскошным диваном и креслами на гагачьем пуху, мягкими стульями, столом с инкрустированной столешницей. Все это из красного дерева, с бронзовой отделкой в стиле «ампир». На полу во всю комнату — мягкий персидский ковер. Кабинет для деловых встреч был обставлен кожаной мебелью с двумя вольтеровскими креслами и круглым, большим дубовым столом. Украшал комнату и ковер. Задержались мы в небольшой шахматной, в которой Ломинадзе потом засиживался иногда до поздней ночи, сражаясь с лучшим шахматистом Крушинским. Играл он с увлечением и не любил проигрывать. Несколько раз и мне приходилось сражаться с ним, но в большинстве случаев я проигрывал, т. к. имел более низкий шахматный разряд. Потом мы провели Ломинадзе в зал, предназначенный для проведения небольших собраний, рассчитанный на 60–70 человек, в котором иногда проводились небольшие банкеты или ужины с приезжими светилами художественно-артистического мира. Внизу находилась бильярдная — единственная на всю Магнитку, ресторан, фойе и зрительный зал на 650 мест со сценой, оборудованной по последнему слову театральной техники благодаря помощи т. Серго Орджоникидзе. Ломинадзе остался очень доволен увиденным и поинтересовался содержанием самой работы ДИТРа: читаются ли лекции, доклады, как часто удается приглашать ведущих артистов Союза и театральные коллективы, используется ли сцена и есть ли какие-нибудь возможности для создания своего театра. Пробыл он в ДИТРе больше часа.
Перед уходом он предупредил меня, что выберет время для знакомства с работой среди иностранцев. На меня Ломинадзе произвел неизгладимое впечатление
— Оценку Глейзера как партийного работника, я знаю. А какова ваша, как работающего в административно-техническом направлении?
Большое значение он придал состоянию бытовых условий снабжения продуктами питания, особенно специалистов, не работающих за валюту. Ломинадзе было присуще все человеческое, он не стыдился показывать свою увлеченность, отдавался полностью тому, что делал. Никогда не забуду, как он на открытии в парке ледяной горки собрал кучу ребятишек, усадил в санки, обхватив их, чтобы не вывалились и весело катался с ними вниз под общий смех детворы. Увидев меня, случайно проходившего через парк, крикнул:
— Конаржевский, присоединяйтесь к нам!
Вспомнился мне и другой случай в эту тяжелую новогоднюю ночь в холодном, промерзшем товарном вагоне. Это было вечером 31 декабря 1933 года. Ломинадзе приехал в ДИТР посмотреть программу встречи Нового, 1934 года и, заодно, зашел в бильярдную. Там было в это время человек 8, ожидавших свою очередь. Игра шла навылет. Играл секретарь парторганизации коксохима Пфандер, виртуозно владевший кием, напоминавший Жарова в кинофильме «Юность Максима». Пфандер ухитрялся класть шары в лузы по заказу. Войдя в бильярдную, Ломинадзе поздоровался со всеми и спросил, кто последний. Ему с удовольствием уступили очередь. Ломинадзе предстояло играть с Пфандером, остроумным и веселым секретарем коксохима, который решил, зная несколько самолюбивый характер секретаря горкома, подзадорить его и заявил:
— Тов. Ломинадзе, мне не особенно интересно играть с вами. Вы ведь не особенно хороший игрок, давайте для остроты дам вам фору два шара.
— Ты хвастунишка, Пфандер! И я тебя постараюсь проучить, будем играть со всеми шарами, никаких фор.
— Хорошо, — ответил Пфандер, — тогда давайте играть на интерес, кто проиграет, тот лезет под стол на другую сторону. Согласны?
Ломинадзе при большом оживлении присутствующих (а их собралось не менее пятнадцати), согласился на это условие. Конечно, он проиграл. Все ожидали, что же будет дальше, а дальше было так:
— Тов. Ломинадзе, — смеясь обратился к нему Пфандер, — слово надо держать!
— Слово есть слово, — ответил тоже смеясь Виссарион Виссарионович.
И вот этот семипудовый дядя, иногда так его называл Н. И. Бухарин, под общий дружелюбный смех полез под стол. От этого его авторитет нисколько не пострадал. Находившиеся в бильярдной товарищи лишний раз убедились в том, что Ломинадзе простой человечный человек. Его можно было видеть запросто беседующим не только с ударниками, но и с рабочими отстающих бригад, присутствующим на собраниях в цехах завода, посещающим бараки, рабочие столовые, и все знали о том, что если там побывал «Вассо», то обязательно что-то изменится к лучшему. Это был руководитель, не ограничивающий свою деятельность кабинетом, а живший интересами людей, среди людей и искренне переживавшего их трудности. К моему сожалению, ДИТР со временем стал яблоком раздора между мной и Ломинадзе. Дело заключалось в следующем: Виссарион Виссарионович слишком часто настаивал на проведении совещаний, пленумов горкома, собраний актива в зале ДИТРа, а последний имел свой план и работал на хозрасчете.