Десять ли персиковых цветков
Шрифт:
– Ты так и не избавилась от дурной привычки витать в облаках. Кое-что не изменилось даже за десятки тысяч лет, – сказал он.
Я тронула кончик носа, с улыбкой подсела поближе к наставнику и утешительным тоном заметила:
– Наставник, мертвых не вернуть. Возможно, этот Чжун Инь просто очень скучает по сестре, не принимайте его слова близко к сердцу.
На миг Мо Юань удивленно замер, затем наклонил голову и вновь, будто бы невзначай, перебрал пару струн.
– Так ты поэтому сюда пришла? – спокойно спросил он.
Я чуть кивнула. Рассеянный звук гуциня
– Ты искренне его любишь?
Вопрос сбил меня с толку. До меня не сразу дошло, что наставник говорит о Е Хуа. Хотя обсуждать такие дела со старшими несколько неловко, скромность никогда не была моей сильной стороной, поэтому я честно ответила:
– Искренне. Я очень сильно его люблю.
Наставник отвел взгляд и долго смотрел в окно.
– Вот и славно, тогда мне не о чем волноваться.
Эх, весь вечер у Мо Юаня такое странное выражение лица. Неужели… неужели он тревожится, что я не справлюсь с ролью примерной жены и потому меня ждет несчастный брак? Когда до меня это дошло, я поспешила радостно успокоить наставника:
– Не волнуйтесь, принц Е Хуа очень добр ко мне, у нас с ним полное взаимопонимание. Я люблю его, а он – меня.
Мо Юань так и не повернулся ко мне, лишь негромко сказал:
– Уже поздно, ступай к себе.
С тех пор Мо Юань редко появлялся в главном зале. Я приходила к наставнику, чтобы его утешить, но, выйдя от него, поняла, что ничуть ему не помогла. Какой стыд… Возможно, в таких делах помочь можно лишь себе самому, другим лезть в душу не стоит…
Сперва я думала, что невозможность увидеть Мо Юаня несколько охладит пыл бессмертных, прибывавших его поприветствовать. Кто бы мог подумать, что они распалятся только сильнее! Поток посетителей не иссякал, они пили все больше чая, и стопка грязных чаш росла прямо на глазах.
Четвертый брат предположил, что это пагубные проявления духа соперничества. В детстве мы с ним точно так же соревновались друг с другом: например, кто нарвет в лесу Чжэ Яня больше персиков или кто выпьет больше вина. В конце концов у нас не осталось выбора, кроме как повесить объявление на воротах школы, в котором мы ясно давали знать всем желающим выказать почтение: выпить они могут только одну чашу чая, и подливать им никто не будет. Несмотря на это, бессмертные продолжали прибывать нескончаемым потоком, и одна назойливо зудящая толпа сменяла другую.
За те двенадцать дней, что я успешно изображала подавальщика в чайной, я почти стала мастером чайной церемонии. На исходе двенадцатого дня я наконец не выдержала, вытащила Четвертого брата к финиковому дереву, растущему на среднем дворе, и попросила прикрыть меня на время горения
Финики на дереве уже были величиной с большой палец, но кожура на них все еще оставалась зеленой. Сезон сбора фиников пока не наступил. Четвертый брат сбил парочку и взвесил их на ладони:
– Ты так скрытничаешь, потому что боишься, как бы твои соученики, узнав, что ты бегаешь к возлюбленному, не высмеяли твои нежные чувства?
И Четвертому брату случалось ошибаться. Я держала в секрете свое намерение посетить мир смертных вовсе не потому, что боялась насмешек соучеников. Просто мне не хотелось тревожить Мо Юаня известием, что его младший брат проходит испытание в мире смертных, ведь узнав об этом, наставник непременно пожелал бы на него взглянуть, и порченая ци мира смертных помешала бы его восстановлению.
Четвертый брат наверняка думал, что все незамужние девицы краснеют от одного только намека на объект их воздыхания, даже если этим «девицам» за сотню тысяч лет. Было немного неловко осознавать, что я куда бесстыднее, чем он думал.
Четвертый брат ткнул в меня пальцем.
– Если ты сбежишь на семь-восемь курительных палочек, спать мне этой ночью не придется. Самое большее, что могу обещать, – одна палочка. Е Хуа всего лишь проходит небольшое испытание в мире смертных, с ним не случится ничего страшного. Единственная причина, по которой ты хочешь его навестить, – твоя, сестрица, прилипчивость.
Я и бровью не повела, но почувствовала, как горят уши. Всему виной моя забывчивость: после полудня брат поссорился с Чжэ Янем в галерее, и сейчас действительно было не лучшее время для просьб. Впрочем, мне хватит и одной курительной палочки. Поблагодарив брата, я повернулась, чтобы поспешить к горным воротам.
Четвертый брат, бросив финики в пруд, ласковым голосом меня предупредил:
– Если не вернешься через одну курительную палочку, не обижайся: я лично спущусь в мир смертных и притащу тебя обратно.
Видно, с Чжэ Янем они поссорились крепко.
Над горой Куньлунь сиял Млечный Путь, ночь здесь давно вступила в свои права, но, когда я спустилась в мир смертных, меня встретил яркий день: над головой высоко стояло необъятное, чистое лазурное небо. Я сошла с облака неподалеку от здания домашней школы и скрыла себя заклинанием невидимости. Кто-то читал вслух: «Шусян пришел навестить Хань Сюаньцзы, сетовал тот на бедность свою, принялся Шусян его поздравлять…» [120]
120
Цитата из трактата «Речи царств» – памятника ораторского искусства Древнего Китая, включающего около трехсот речей правителей и сановников китайских царств и княжеств. Перевод Е. Воейковой.