Десять писем

Гудвин Джейсон

А крик все продолжается. Невыносимая мука слышится в этом крике. Я сжимаю голову руками, зажимаю уши, но крик пронизывает все мое существо, заставляет вибрировать и натягиватья каждый мой нерв и кажется, я не выдержу и сама закричу от ужаса…

Шатаясь, добираюсь до топчана и в изнеможении падаю на наго.

Но вот я слышу чей-то хриплый стон, какое-то бульканье, будто кто-то давится и все смолкает. Наступает мертвая тишина.

Что же это было? Что за кошмар? Ведь кричал, безусловно, человек. И в то же время, мысль не допускала

возможноти, что бы человек так страшно кричал. Что с ним делали? Очевидно что-то страшное. Все мое тело покрылось липким, холодным потом. Меня трясло как в лихорадке. Мысли, одна страшнее другой, проносилиь у меня в голове. Еще одно такое испытание и я сойду с ума…

Внезапно, возле двери что-то загрохотало. С протяжным скрипом отворилась дверь и в проеме возникла фигура человека.

С ужасом смотрела я как человек вошел в камеру и остановился у порога. Лицо его было закрыто капюшоном и лишь прорезы для глаз зловеще чернели и вызывали непонятный страх.

— Выходите, — произнес скрипучий голос по-японски.

"Вот и дождалась…" — мелькнула у меня мысль.

Поеживаясь и вся дрожа, я вышла в коридор.

Человек в капюшоне прошол вперед и мы двинулись по слабо освещенному коридору. Шли мы довольно долго и за все время человек не сказал ни слова и ни разу не оглянулся.

Коридор кончился и мы стали подниматься по лестнице. Один пролет, другой, третий и снова коридор.

Но не успели мы пройти и двух десятков шагов, как оказались в тупике. Кругом были стены, окрашенные в серый цвет.

Человек остановился и повернулся ко мне. Волна страха пробежала по моему телу, вызывая слабость и чувство полной обреченности. Еле держась на ногах, я плотно прижалась к холодной стене чтобы не упать.

Мой тюремщик пристально взглянул на меня сквозь свой странный капюшон и, подойдя ко мне вплотную, едва различимым шопотом сказал мне что-то. Шопот был так тих, что я не расслышала слов и уже было открыла рот чтобы переспросить, но японец быстро зажал мне рукой рот и снова я улышала шопот:

— Иди! И молчи о бумажке. Потребуй свидания с Рэдом. Не бойся! Ты им нужна. Очень нужна и они тебя не убьют. Главное, что бы не было, молчи!.. Встретишь человека с рассеченным подбородком — ему верь.

С жадностью слушала я каждое слово, будившее у меня надежду а он торопливо продолжал шептать мне в ухо:

— Ничего не бойся. Терпи, чтобы не случилось. Криков не бойся — запись на пленку. Понимаешь? Главное, добиться встречи с Рэдом и ни слова о записке. Помни, всюду и везде есть мирные люди.

При последних словах он крепко сжал мне руку. — На! Возьми это и хорошенько спрячь!

У меня в руке оказался маленький, обоюдо острый кинжал.

Японец снова зашептал:

— Береги его. Действуй только в крайнем случае. И еще раз помни — мирные люди есть везде.

Он замолчал и торопливо, но тихо отошел к противоположной стене.

От изумления я оцепенела и только ощущение кинжала в руке доказывало, что

все это правда.

Мое сердце забилось быстрее. Значит, не все еще потеряно.

Переход от смерти к жизни был так резок, что некоторое время я еще не могла полностью осознать случившегося. Машинально я спрятала кинжал в складки своего кимоно, вся дрожа от волнения.

Мой спутник замер, выжидая минуту, когда я успокоюсь и, вслед за тем, сделал мне предостерегающий жест рукой.

Внезапно, прямо передо мной часть стены упала в угол, обнаружив скрытую за ней маленькую, железную дверь.

Мой спутник нажал какую-то кнопку, глухо задребезжал по ту сторону звонок, послышалось щелканье запоров и дверь отворилась. За дверью стояла такая же мрачная фигура, в капюшоне, скрывавшем лицо.

— Что так долго? — проворчала фигура.

— Она еле жива от страха. Всю дорогу пришлось тянуть за руку.

— Там еще не то будет! — зловеще парировал объяснение моего спутника новый тюремщик.

— Смотрите! Разрыв сердца бывает и от страха!.. А если она… — мой спутник многозначительно показал на лоб.

— Знаем! Меньше болтай!

Мой новый тюремщик втолкнул меня в новое помещение, дверь захлопнулась и неопределенный шум и глухое гудение возвестили о том, что опустившаяся часть стены вновь поднялась, плотно закрыв то место, где находилась дверь.

Единственный человек, вселивший в меня надежду, оказался по ту сторону. Снова я предоставлена самой себе. Надеятся было больше не на кого.

Я осмотрелась. Коридор был светлый и сухой. По полу стелился прорезиненный мат, делавший шаги совсем не слышными. Несколько масивных железных дверей с небольшими зарешетчатыми окошечками выходили в коридор.

"Очевидно тюрьма", — подумала я и замедлила шаги у одной из дверей, в которой совсем не видно было окошечка.

Мой проводник тот час грубо толкнул меня в плечо.

— Иди, иди! Чего стала? Французская проститутка.

При этих словах меня охватила злоба с такой силой, что мне захотелось воткнуть ему в грудь кинжал.

"Убить, а потом открыть все эти железные двери и выпустить заключенных!" — мелькнуло у меня в голове, — "Ну, а если там никого нет? А где ключи? А куда бежать?.."

Искушение убить проводника ослабевало, но все с большей силой ощущала я муки жажды. Да и голод давал себя чувствовать так, что тошнота подступала к горлу.

"Скоро ли конец всем этим мукам?" — думала я, ощущая новый прилив злости. — "Погодите, желтые дьяволы, я еще покажу вам, что значит французская девчонка!"

Но вот после нескольких переходов и лестниц мы очутились в помещении, похожем на камеру и на кабинет одновременно. Вся обстановка этой полукамеры состояла из небольшого письменного стола, пары стульев, сейфа в углу и широкой деревянной скамьи под стеной. Окон не было. Под потолком горела яркая лампа.

— Садись! — тюремщик кивнул на скамью.