Десять правил обольщения
Шрифт:
Это сделал он. Когда всерьез рассматривал возможность поцеловать леди Изабель Таунсенд у нее на крыше, сразу после вынужденного признания девушки в бедности.
Она смотрела на Николаса своими огромными карими глазами, и он понимал, что она позволит поцеловать себя. Но не по какой-то другой причине, а чисто из благодарности за его помощь.
А благодарность недостаточно веское основание для романтической встречи на крыше. К тому же когда сверкнула молния, зеленая и смертоносная, Ник осознал, что если они останутся на крыше усадьбы, то не только
Эта мысль подтолкнула его к действию. Обвив рукой плечи Изабель, он помог ей встать и под проливным дождем повел к чердачному окошку. Но когда они уже подошли к нему, она вдруг обернулась.
— Наша кровельная мастика!
Вывернувшись из-под его руки, она поспешно направилась к тому месту, где они с Джейн занимались починкой. По мокрой черепичной крыше под проливным дождем, где каждое мгновение могла ударить молния! Ник почувствовал, что теряет остатки терпения.
— Изабель! — Ее имя прогремело над крышей так же грозно, как раскаты грома, непрерывно грохочущего над ними, и она замерла, обернувшись назад, широко раскрыв глаза, в которых застыла неуверенность. — Оставьте ее!
— Не могу! — Она покачала головой и, повернувшись, двинулась вниз по склону крыши; слова ее слабо доносились до него по ветру, обжигавшему лицо. — Мы потратили много времени, чтобы ее приготовить!
— Сейчас же остановитесь и вернитесь! — крикнул он.
Она оглянулась через плечо, глаза ее блеснули.
— Вы мне не опекун, милорд.
Она не проверила прочность опоры, прежде чем поставить ногу.
И это было серьезной ошибкой.
Ступив на незакрепленный кусок черепицы, девушка поскользнулась, столкнув ее с места, и та покатилась по скату крыши и свалилась вниз, а Изабель, потеряв равновесие, пошатнулась. Ник заметил страх в ее глазах, когда она начала падать, и сразу же бросился к ней.
Она потянулась, пытаясь ухватиться за крышу, но сильный удар выбил еще несколько черепичин, и те посыпались на землю, видневшуюся далеко внизу. Изабель пробовала карабкаться вверх, охваченная страхом и отчаянием, но движение только увеличивало неустойчивость ее положения.
Ник уже оказался рядом и крепко ухватил девушку за руку, остановив скольжение. Он ничего не сказал, когда их глаза встретились, но гнев в его взгляде мгновенно изгнал отчаяние из глаз Изабель.
Он ничего не сказал, когда она обрела равновесие и прочно встала на ноги, позволив помочь ей подняться и поддерживать, пока она глубоко дышала, чтобы успокоить сердцебиение.
Он ничего не сказал, когда, подняв ее на руки, пронес по крыше несколько футов к чердачному окну.
И только поставив ее перед открытым входом, Ник заговорил:
— Может, я и не ваш опекун, Изабель, но раз уж вы не можете нести ответственность за собственную безопасность, кто-то должен сделать это за вас. — Он указал на чердачное окно. — Спускайтесь. Немедленно!
То ли из-за его грозного тона, то ли из-за дождя, то ли из-за врожденного чувства самосохранения, но она
Ник проследил, как она влезла на чердак, убедился, что она в безопасности, и вернулся назад за чертовой мастикой, которую она так ценила.
С ведром в руке, он окинул взглядом всю территорию вплоть до конюшни, где мальчик-грум, которого они встретили накануне, пытался закрыть ворота, налегая на них всем своим весом. Затем он побежал к дому; дождь и ветер били ему в лицо. Мальчик низко опустил голову, защищаясь от ветра, и кепка слетела с его головы, открыв волосы.
Очень длинные волосы.
Ник застыл, наблюдая, как грум повернулся, чтобы подобрать кепку, которая катилась по земле, гонимая йоркширским ветром. Волосы его развевались за спиной длинными рыжими прядями, мгновенно намокшими под дождем. И когда мальчик снова повернулся лицом к дому, у Ника не осталось сомнений, в чем состоит тайна Таунсенд-Парка.
Он перебрал в уме здешних слуг: грум, женоподобный дворецкий, пестрая компания миниатюрных лакеев.
Оказывается, у нее полон дом женщин.
Вот почему она была на крыше, едва не угробив себя. Потому что больше не было никого, кто бы сделал это за нее.
Ник грубо выругался при этой мысли; слова затерялись в вое ветра, его свирепых порывах. Пусть у нее полон дом женщин, все равно нет прощения ее полному и абсолютному пренебрежению осторожностью. Ее следует запереть в комнате ради сохранения рассудка. Его рассудка.
Раскаты грома над головой поторопили его вернуться назад к чердачному окну, где стояла Изабель, молча глядя на него. Вода ручьями стекала по ее лицу. Он протянул ей ведро с мастикой.
Изабель взяла его и отошла от окна, а Ник последовал за ней на чердак. Он плотно затворил за собой окно и запер его на задвижку, чтобы внутрь не просочился дождь, барабанивший по стеклу. Затем обернулся к ней, промокшей до костей и по виду очень несчастной.
Осторожно поставив ведро на пол, она поколебалась, а затем заговорила взволнованным шепотом:
— Со мной все было бы в полном порядке…
В досаде он зарылся пальцами обеих рук в мокрую шевелюру, и этот жест заставил ее замолчать. Слава Богу. Потому что он вполне мог бы придушить ее, если бы она продолжала молоть чепуху.
Она была единственной женщиной из всех, кого он встречал, способной до такой степени вывести его из себя. Она опасна для себя самой и окружающих. Силы небесные, она едва не убила их обоих!
Ну, с него хватит!
— Вы не должны больше выходить на крышу. — Он произнес это негромко, однако таким грозным тоном, который остановил бы и убийцу, занесшего кинжал над своей жертвой.
Но кажется, только разозлил Изабель.
— Прошу прощения?
— Очевидно, годы, которые вы провели в этой глуши, в Йоркшире, управляя поместьем, не добавили вам здравого смысла. Впредь вы больше не будете подниматься на крышу.
— Я не просила вас меня спасать, лорд Николас, — сказала она, повысив голос.