Десять причин для любви
Шрифт:
Он заметил, что она старается сдержать улыбку.
— Вот именно.
— Мне не раз говорили, что я очень обаятельный, — сообщил он ей.
— Неужели?
Она изо всех сил пыталась не улыбаться.
— Разумеется, не члены моей семьи.
На этот раз она не выдержала и улыбнулась. Себастьян неожиданно для себя обрадовался, как ребенок.
— Все дело в том, что я рожден для того, чтобы вечно им докучать, — продолжал он.
— Должно быть, вы не старший ребенок в семье, — рассмеялась она.
— Почему
— Потому что мы терпеть не можем, когда нам докучают.
— Неужели мы такие?
Она удивленно заморгала:
— Вы не старший?
— Боюсь, я единственный. Такое разочарование для моих родителей.
— A-а. Это все объясняет.
Конечно, он не смог удержаться от вопроса:
— Что объясняет?
Она повернулась к нему, явно вовлекаясь в разговор. Выражение ее лица стало чуточку надменным, но ему понравилось, что глаза ее зажглись хитрым блеском.
— Будучи единственным ребенком, вырастая, вы в основном общались со сверстниками, а не с теми, кто старше вас.
— Но я учился в школе, — мягко заметил он.
Она небрежно отмахнулась:
— Тем не менее.
Он выждал несколько мгновений и переспросил:
— Что вы хотите сказать?
Она заморгала. Потом подумала минутку и проронила:
— Нет, ничего особенного.
Он вновь выждал несколько мгновений, и на этот раз она поинтересовалась:
— А что вы хотели услышать?
— Вы старший ребенок и достаточно большая, чтобы устраивать взбучку своим братьям и сестрам. Приходилось, наверное.
Глаза ее растерянно расширились, и она расхохоталась прелестным звучным смехом. Нет, деликатности в этом смехе не было вовсе. Вот такая мисс Уинслоу. Насмешница.
Он был просто в восторге от нее.
— Я не била никого, кто этого не заслуживал, — заявила она, когда вернула себе самообладание.
Он засмеялся вместе с ней.
— Но, мисс Уинслоу, — произнес он с серьезным видом, — мы лишь недавно встретились. Как я могу верить вашим суждениям о таких вещах?
Она ответила проказливой ухмылкой.
— Не можете. И не верьте.
Сердце Себастьяна опасно вздрогнуло. Казалось, он не может оторвать глаз от уголка ее рта, этого крохотного местечка, где губы ее изгибались вверх. У нее были восхитительные губки, сочные и розовые, и он подумал, что теперь, когда он увидел их при свете дня, ему безумно хочется поцеловать их снова. Он подумал, будет ли чувствовать себя иначе, целуя ее теперь, когда мысленно он представляет ее портрет во всех красках.
И что изменится после того, как он узнал ее имя.
Себ запрокинул голову, словно старался четче закрепить ее черты в своей памяти. Ему это удалось, и одновременно он понял, что да, он будет отныне все чувствовать иначе. Да и сам, наверное, изменится.
В лучшую сторону.
Он был спасен от дальнейших опасных размышлений на эту тему появлением в ложе кузенов. Гарри и Оливия
Себастьян счастливо устроился на своем месте. Он ведь не был наедине с мисс Уинслоу: в ложе находились и другие люди, не говоря уже о сотнях театральных зрителей, — но в своем ряду они пребывали одни, и пока ему было этого достаточно.
Он повернулся, чтобы посмотреть на нее. Она перегнулась через барьер ложи и возбужденно любовалась сверкающим зрелищем. Глаза ее сияли. Себастьян попытался вспомнить, когда испытывал такое жаркое предвкушение. Он находился в Лондоне с момента своего возвращения с войны, и все эти увеселения (балы, оперы, дружеские встречи) стали для него рутиной. Разумеется, он получал от них удовольствие, но не мог сказать, что испытывал особое волнение, тем более предвкушение.
Она повернулась к нему и улыбнулась.
Глава 10
Огни театра стали тускнеть, и у Аннабел перехватило горло. Она ждала этого вечера с момента приезда в город и едва могла дождаться случая, когда сможет описать все в подробностях в обширном письме домой сестрам. Но теперь, когда занавес поднялся, открыв пустую сцену, она осознала, что не просто хочет увидеть представление. Ей необходимо его увидеть.
Потому что если оно не будет потрясающим, если оно не будет таким, о котором она мечтала, оно не отвлечет ее от джентльмена, сидящего рядом с ней, каждое движение которого каким-то странным образом нарушало пространство вокруг нее, заставляя мурашки бежать по ее коже.
Ему даже не нужно было ее касаться, а она уже вся дрожала. И это было очень и очень плохо.
— Вы знакомы с сюжетом? — прозвучал теплый голос у нее над ухом.
Аннабел кивнула, хотя имела очень слабое представление о либретто. В ее программке присутствовал краткий пересказ, про который Луиза сказала, что его обязательно нужно прочесть всем, кто не знает немецкого. Но Аннабел не успела внимательно с ним ознакомиться до прихода мистера Грея.
— Немножко, — прошептала она.
— Это Тамино, — указал он на молодого человека, только что появившегося на сцене. — Наш герой.
Аннабел начала кивать и тут же ахнула, потому что на сцене возник чудовищный змей. Он извивался и шипел.
— Как они это сделали? — не удержалась она от вопроса.
Но прежде чем мистер Грей успел высказать свое мнение по этому поводу, Тамино от страха упал в обморок.
— Я никогда не считал этого типа особенно героическим, — пробормотал мистер Грей.
Она укоризненно взглянула на него.
Он пожал плечами, как бы извиняясь.
— Право, герой не должен падать в обморок на первой же странице.