Десять тысяч лет до нашей эры

Риш Катерина

Я четко поняла, что всё происходящее это не сон и не галлюцинации. Что рычание доносится не из динамиков айпада, на котором смотрят очередную "Годзиллу". Что земля трясется не из-за квадрациклов, которые постоянно рассекают по пляжу, в опасной близости от загорающих.

Происходящее реально каждой секундой и каждым мгновением.

Но, пожалуйста, прекрасное далекое Небо, молила я синеву над головой, тебе ведь по силам сделать это сном. Пусть я буду расплачиваться сгоревшей кожей, потому что уснула ненароком и без панамки. Пусть отныне никого распития алкогольных напитков в одиночестве, обещаю. И мешать алкоголь с антидепрессантами тоже не буду. Вообще буду правильной и хорошей девочкой, идет? Только

верни мир на круги своя, верни мне родителей, а им - меня, а то как они будут без меня? Они решат, что я так и не смирилась с гибелью Хлои и Питера, что утопилась с горя, когда найдут мой велосипед на пляже, и будут винить себя, Небо, только себя, что отправились в путешествие, потому что поздно было сдавать купленные заранее билеты. За что им это, Небо? Ведь после больницы они окружили меня заботой, какой я не знала со школы. Ведь это я виновата в гибели Питера и Хлои, только я, Небо, так за что же ты мстишь моим родителям?...

Неспешные кучевые облака не собирались отвечать. Они плыли своей дорогой, мол, прости, дорогая, наше дело маленькое - дождь да тень, обмывать да иссушать, а небесный промысел это не к нам, это к неведомому и тайному, что не дает ответов, как бы громко не выкрикивали вопросы. Но ты знай, у всего есть цель и всему найдется объяснение, когда придет время, а ты жди, надейся и живи.

Живи.

Рывком и совершенно грубо меня подняли на ноги.

Ничто не изменилось. Если кто мои стенания и услышал, то не посчитал нужным вернуться к прежним настройкам моей жизни. Я ретроград. Для меня такой жизненный кульбит возмутителен! Это выматывает, сбивает с толку, и совершенно нет сил снова бежать по медузиному болоту только в обратную сторону, откуда черт меня дернул примчаться на этот злополучный берег спящих динозавров.

Тот, кто держал меня за руку, не понимал моих слов, а все это я произносила вслух. Он тащил меня прочь, невзирая на мое сопротивление. А я сопротивлялась. Говорила, оставьте меня здесь, хватит, не хочу даже знать, что там у вас впереди, ведь если такое начало, то стоит ли ждать что-то хорошее дальше? Ну что там может быть? Только еще больше кровожадной фауны? Рабство и немытое тело? Да поговорите же кто-нибудь со мной!

Я спотыкалась, я зверски устала, но меня тащили прочь, не разбирая дороги, пока за моей спиной грохотало и ревело, как трактор на посевной, доисторическое чудовище, которого, как и меня, здесь быть не должно.

Но оно было.

Крокодил жил, спал и ел мне подобных и не только их под этим пронзительно-синим небом, которое, знай себе, гнало стада курчавых облаков и был этот облачный выпас всегда важнее, чем то, что веками происходило под ним на земле обетованной.

Но кто-то бежал впереди меня, тащил меня за собой и не считал нужным реагировать на мои слова. А скорей всего, просто не понимал их.

Бородатые, заросшие, суровые и, считай, без одежды. У них тяжелые мохнатые брови над глубоко посаженными темными глазами и нависающие надбровные дуги на выпирающей вперед лобной доле. Колтуны на сожженных солнцем волосах и словно вылитые из меди тела.

Их портреты я неоднократно видела в исторических книгах Питера. Это же, черт возьми, неандертальцы!

О, Небо, ты серьёзно?

Глава 4. Погребение рыбьего пузыря

Из деревянной клетки, заткнутой зелеными листьями, лохматая девушка вытряхнула раскаленные угли в собранный с таким трудом на песчаной отмели хворост. Иссушенный солнцем и солью плавник занялся сразу.

Делая вид, что все еще занимается костром, перекладывая горящие тростинки с одного места на другое, хотя в этом никакой нужды не было, закутанная в шкуру девушка

покосилась в мою сторону. Янтарные блики костра сверкнули в глубоко посаженных глазах, скрытых вуалью всклокоченных волос, а губы сжались. Она думала. Она оценивала и старалась понять то, что понять ей в принципе было не по силам - что это за одежда на мне, почему мои волосы иного цвета, чем у всех пленниц и их надсмотрщиков, и почему, вероятно, моя кожа цвета бледной поганки, а не расплавленной меди. Хотя про медь она вряд ли знала. Да и про поганки тоже. Короче, ей было о чем подумать и мыслительный процесс тяжелой печатью исказил ее лицо.

Мне проще было сказать, чего они знать не должны, чем то, какими могут быть их настоящие знания.

Моя инаковость не спасла меня от безрадостной женской участи, которой я тщетно пыталась избежать. Мои лодыжки и запястья стягивали плетенные из зеленых лиан веревки. Растительные волокна одуряюще пахли скошенным лугом. На этом романтика момента заканчивалась.

Других пленниц на ночном привале охотники освободили, но не меня. Их можно понять. Заморского бледнокожего демона, или уж кем я там им представлялась, лучше держать в узде, вдруг еще чего учудит. Хотя на привале они могли бы и меня развязать. При всем моем желании - бежать было некуда. И не только из-за гипотетических прибрежных крокодилов.

Нам удалось оторваться от крокодила. И не потому, что мы быстро бегали, один крокодилий шаг равнялся дюжине наших шагов. Просто крокодил оказался... крокодилихой.

Она гналась за нами, как мне казалось, целую вечность и на моей памяти не было еще ничего ужаснее того грохота и дрожи земли под ногами. Береговые камни ожили и прыгали на уровне моих глаз. Одним только разъяренным извивающимся хвостом мама-крокодил подняла песочную бурю.

А мы все так же бежали по прямой, мимо стены леса, и я давно уже попрощалась с жизнью. Всему есть предел, и я свой исчерпала.

Мы нагнали пленниц и охранников, оставленных на страже. Впрочем, о наших приключениях им стало известно гораздо раньше нашего прибытия - по соответствующим звукам. И они успели подготовиться.

Пленницы и стражники встречали нас стеной огня.

Тигр перелетел через нее. Я, видимо, тоже, иначе как бы я оказалась с той стороны разделенного надвое пляжа, но сам героический прыжок стерся из моей памяти. Должно быть, от сильных ожогов меня спасла только крепкая джинсовая ткань. В обычной жизни я не давала фору в прыжках с шестом или без него.

Рептилия загодя остановилась. Повела острой мордой из стороны в сторону, словно оценивая стоят ли несчастные двуногие дополнительных усилий. Она могла избежать огня, погрузившись в океан. Но вместо этого она, крехтя и громыхая, как грузовик на ухабах, развернулась и потопала обратно.

Даже в дрожащем от пламени костра воздухе хорошо просматривались фиолетовые яйца, наполовину закопанные в песочных барханах пляжа. К ним-то чешуйчатая наседка и направилась по останкам медуз. Может, у медуз тоже был брачный период, после которого они дружно выбрасывались на берег, как знакомые мне лососи, а может быть, совсем недавно прошел шторм и это девятый вал был повинен в их массовом захоронении. Я вряд ли узнаю правду.

Когда стало ясно, что крокодилья угроза миновала, я снова взглянула на своих спасителей.

Один из них, про себя я нарекла его Одуванчиком из-за внушительного тюрбана из волос на голове, выступил вперед и что-то пролаял, точнее и не скажешь. Разумеется, я не поняла Одуванчика, но он, кажется, и не меня спрашивал. Все пятеро стражников не сводили с меня глаз, но сдержанно переговаривались между собой, словно опасались, что какое-то слово ненароком окажется мне знакомым и выдаст их план с головой. Девушки сбились в кучу и испуганно молчали. Тихо потрескивала, догорая, стена огня.