Десять тысяч
Шрифт:
— Да вот мясо нашёл, вроде ничего с виду.
— Не кошатина? — спросила Инна.
— Не похоже, — добавил задумчиво: — Может быть, человечина…
Она приподнялась на кровати:
— Издеваешься, да?!
— Извини, — сказал Славик. — Больше не буду.
Инна легла обратно. Вот дела, подумала про себя. Пришло бы мне ещё вчера в голову, что докачусь до жизни такой? Что буду вести такие странные разговоры в таких странных местах с такими странными людьми? Никогда в жизни не пришло бы… Славик сидел спиной к ней, громко жуя и изредка почавкивая. Удивительно, но к нему,
Вдруг Инна подумала: а почему бы и нет? Спросила тут же:
— Славик, а ты не знаешь, где выход?
— Какой выход? — он явно не прикидывался, а действительно не понял, о чём речь.
— Какой-какой… Выход из этого подземелья. Какой ещё меня может интересовать?
Он отставил мясо и повернулся к ней:
— Что они тебе сказали? Получишь десять тысяч, если проведёшь ночь в доме?
— Ну да. Если не сбегу оттуда до рассвета.
— А как тебя сюда занесло?
— Как? Дура, потому что. Увидела дверь и захотела посмотреть, что за ней. А там ещё и связка ключей висела…
— Ясно. Наверное, все так попадают, — сказал Славик. — Одни сами приходят. Других заманивают. Кого на любопытстве, кого ещё как…
— Меня, значит, заманили?
— Значит, да.
— А потом? — спросила Инна.
— Что — потом?
— Нет, это я тебя спрашиваю! Что — потом?
Он не ответил. Отвернулся и снова принялся жевать своё мясо. Инна привстала на кровати. Нет, она уже смирилась с его демонстративно прямолинейным спокойствием, но должны же быть какие-то границы… И ведь именно когда речь зашла о выходе! Вот и Этап тоже на этот счёт всё юлил-юлил… Хотя, он насчёт всего юлил, это не показатель. И всё-таки…
— Славик, это что — какое-то табу?
— Ты о чём?
— О чём? О своём, о женском. О выходе, конечно же!
Он встал, развернул стул и сел лицом к ней. Небритый, неухоженный… на левой щеке тоже был шрам… и на лбу… «На лицо ужасные, добрые внутри» — вспомнила Инна. Можно ли назвать Славика добрым? Наверное, нет. Несмотря даже на то, что с ней он поступил несомненно по-доброму.
Он взял её ладонь в свои руки — твёрдые, даже шершавые… и холодные. Или это ей только так кажется, потому что сама горячая, будто вышла прямо из костра? Во всяком случае, ей было приятно. Она ощущала исходящее от него спокойствие и какое-то умиротворение.
— Знаешь, сколько я здесь? — спросил Славик.
— И сколько?
— Я и сам теперь не знаю. Здесь вообще время течёт иначе.
— Да, я уже заметила.
Она вдруг подумала, что борода делает его гораздо старше. Так он выглядит лет на тридцать пять, а на самом деле? Пожалуй, если его побрить, ему не дашь больше тридцати. Может, даже и меньше… «Знаешь, сколько я здесь?» Прозвучало так, будто он здесь уже по крайней мере несколько лет. Несколько часов и несколько лет — почувствуй разницу, девочка!
— Думаешь, это так просто, да? — говорил Славик. — Как в компьютерной игре: нажал «эскейп», вылетел в меню, там выбрал «Exit Game» — и всех делов?
— Может, это и есть что-то вроде компьютерной
— Ты это серьёзно, Инка?
Она задумалась.
— Не знаю. Может, и серьёзно.
— Чепуха, — уверенно сказал он. — Видела ты здесь хоть что-нибудь, что в принципе нельзя сделать в реале?
— Хм… не знаю. Кристаллы эти внизу — да и то, наверное, силикон какой-нибудь, или что там ещё. А так… разве что размах всего этого?
— Так что — размах? Дохренища денег, эксцентричность, богатое воображение… На первое место я бы наверное эксцентричность поставил. И никаких особых проблем.
— Ну может быть, — согласилась она.
— Хорошо. Дальше: твои ощущения как-то отличаются от реальных? Зрение, слух, осязание… Чувство боли…
— Нет. Аж нисколько.
— Вот видишь. Но даже это не важно, потому что есть главная причина.
— Какая?
— А вот такая. Нормальный человек никогда не сомневается в реальности окружающего мира. Во сне, к примеру, он может сомневаться, на самом деле всё это или он только видит сон. В реальности — никогда. Теперь скажи: ты правда сомневаешься, или только хочешь себя в этом убедить?
Хотелось бы мне, чтобы это оказался всего лишь сон, подумала Инна. Ещё как хотелось бы…
— Ни фига я не сомневаюсь, — сказала вслух.
— Ну вот, что и требовалось доказать. Но если говорить о нашей жизни вообще… Знаешь, Инка, я уже давно начал понимать, что наш мир есть ничто иное как программная реализация охрененного моделирующего алгоритма.
— Чего? — спросила Инна. — Это типа Матрицы всякой что ли?
— Попсовый бред, — отрезал Славик. — Ты лучше лежи, а я расскажу.
— А я лежу, — она расслабилась на кровати. Он всё не отпускал её ладонь, будто боялся потерять.
— Хорошо. Тогда для начала скажи: у тебя бывает дежа вю?
— Случается иногда.
— Ты едешь в метро, — говорил он. — Видишь каких-то незнакомых людей. Слышишь совершенно ненужные тебе разговоры. Что-нибудь думаешь по этому поводу… И вдруг тебе кажется, что всё это уже было. И люди, и разговоры, и мысли…
— Угу, — сказала Инна.
— Но ведь оно на самом деле уже было!
— То есть как?
— Очень просто. Ты только представь, что вся эта лабуда находится в памяти навороченного суперкомпьютера. А память, как известно, всегда дискретна…
— О, моё любимое слово! — воскликнула Инна.
— Вот и хорошо. Тогда ты понимаешь, что раз дискретна — значит, обязательно ограничена. Значит, в неё никогда не получится вместить всё, что хочется. А раз так, то некритичные блоки приходится повторять. Один блок — а на него куча ссылок. Когда надо, старые ссылки отрубаются и подключаются новые. Вот сколько раз ты так ездила в метро, и ничего особенного не было? Ты все эти разы вспомнишь? В жизни не вспомнишь. Так на фига каждый раз по новой пересчёт запускать, если можно только указатель на блок поставить да поменять в конце точку выхода — и всех делов? Потому и не вспомнишь, что тебе уже отрубили предыдущую ссылку, остались только левые ассоциативные связи. Через них и пролезают остаточные воспоминания.