Десятое пророчество
Шрифт:
Я увидел Соединённые Штаты на раннем этапе «холодной войны» в пятидесятые годы. В то время Америка достигла той вершины, которая являлась предметом мечтаний четырех веков материализма.
Благосостояние и безопасность породили многочисленный и всё растущий средний класс, и, в обстановке этого материального благоденствия, народилось огромное новое поколение, чья интуиция должна была помочь человечеству вплотную подойти к третьему великому преобразованию.
Это поколение росло среди постоянных напоминаний о том, что оно живёт в величайшей стране мира, в стране
Однако, повзрослев, люди этого поколения обнаружили разительное несходство между этим популярным «автопортретом» Америки и действительностью.
Они увидели, что многие люди в этой стране — женщины и представители некоторых расовых меньшинств — определённо не являются свободными, причём, в полном соответствии с законами и традициями.
К шестидесятым годам, новое поколение начало присматриваться ещё более пристально, и многие открывали для себя другие тревожные стороны американского «автопортрета» — например, слепой патриотизм, предполагающий, что молодежь ринется в чужую страну, чтобы вести там войну, не имеющую ни ясно выраженной цели, ни перспектив победы.
Не менее смущала и духовная практика этой культуры. Материализм четырёх предыдущих столетий загнал в самый дальний угол тайну жизни и смерти.
Многие обнаруживали в церквах и синагогах огромное количество помпезных и бессмысленных ритуалов.
Посещение храмов выглядело делом скорее социального, нежели духовного, порядка, а членов общин чересчур уж заботило, как посмотрят на них и что подумают те, кто занимает более высокое положение.
Далее я увидел, что склонность нового поколения к анализу и суждению была порождена загнанной вглубь интуицией, подсказывавшей: в жизни есть нечто большее, и гораздо большее, чем то, что принимает в расчёт старая материальная действительность.
Новое поколение ощущало существование чего-то иного, нового там, за горизонтом, поэтому, начало изучать другие, менее известные религии и духовные воззрения.
Впервые восточные религии были поняты многими и подкрепили то, что говорила людям интуиция: духовное восприятие — явление внутреннее, а прикосновение к знанию навсегда изменяет человека, его ощущение себя, его цели.
Как писания иудейских каббалистов, так и труды христианских мистиков Запада, таких, как Майстер Эккехарт и Тейяр де Шарден, предлагали умам другие захватывающие описания более высокой духовности.
В то же время, информация, поступавшая от других естественных наук — социологии, психиатрии, психологии, антропологии, а также от современной физики, — проливала новый свет на природу человеческого сознания и творчества.
Эта концентрация мысли, вместе с перспективой, предложенной Востоком, постепенно стала вырастать в то, что позже было названо Движением человеческого потенциала: всё больше индивидуумов считали, что в настоящее время люди реализуют лишь незначительную часть своего обширного физического, психологического и духовного потенциала.
Я видел, как на протяжении нескольких десятилетий эта информация и порождаемый
Результатом этого стал подлинный скачок в сознании, позволивший нам начать формулировать новое представление о том, для чего живёт человек, включив в него и воспоминание о Девяти откровениях.
В то же самое время, когда складывалось это новое представление, вырастая из глубин человеческого мира, передаваясь от одного индивидуального сознания другому, многие другие представители нового поколения начали отступать, внезапно встревоженные нарастающей в культуре нестабильностью, предвещавшей, казалось, появление новой парадигмы.
В течение долгих столетий установки старого мировоззрения поддерживали чётко определённый, даже жёсткий порядок человеческой жизни.
Все роли были точно расписаны, и каждый знал своё место: например, мужчины — на работе, женщины и дети — дома, семья — нерушимое ядро, этика труда одна и та же повсюду.
От каждого гражданина ожидалось, что он найдёт себе место в экономике, оценит важность наличия семьи и детей и будет знать, что цель его жизни состоит в том, чтобы хорошо жить самому и создавать ещё более материально обеспеченный мир для следующего поколения.
Потом наступили шестидесятые годы с их волной вопросов анализа, критики, и непоколебимые дотоле устои начали рушиться. Поведение людей более не подчинялось жёстким рамкам принятых правил.
Казалось, каждый обрёл силу и свободу самому выбирать, какой будет его жизнь, каким путём идти к туманной идее потенциала.
В подобной обстановке мнение других перестало играть определяющую роль в том, как живёт и поступает человек; наше поведение, всё в большей степени определялось тем, что думали и ощущали мы сами, нашей собственной внутренней этикой.
Для тех, кто искренне принял эту более жизненную, духовную точку зрения, характеризующуюся честностью и любовью к другим, этичное поведение не составляло проблемы.
Беспокойство вызывали те, кто, утратив внешние направляющие жизни, ещё не выработал крепкого внутреннего кодекса. Они оказались в некоем культурном беспределе, где теперь вроде бы всё было дозволено, — преступления, наркотики, выплески любых, даже самых низких, импульсов.
От трудовой этики просто не осталось камня на камне.
А что ещё хуже — многие, судя по всему, использовали новые открытия Движения человеческого потенциала для того, чтобы внушать: преступники и девианты, на самом деле, не несут никакой ответственности за свои деяния, а просто являются жертвами подавляющей людей культуры, допустившей существование ужасных социальных условий, каковые и сформировали подобное поведение.
Продолжая наблюдать, я понял: перед моим мысленным взором по всей планете быстро происходила поляризация точек зрения.
Те, кто дотоле пребывал в нерешительности, теперь выступали против культурной точки зрения, считая, что она ведёт к безудержному хаосу, неуверенности, возможно, даже к полному распаду их привычного образа жизни.