Детектив Буш
Шрифт:
– Вами владеет гнев. освободитесь от него. Он сбивает и сдерживает меня.
Открыв глаза, мисс Рейнберд увидела, что мадам Бланш сидит выпрямившись, с недовольным, даже строгим выражением лица, сжимая в кулаке длинную нитку жемчуга: голова слегка откинута назад, глаза закрыты.
– Извините, - сказала мисс Рейнберд.
Мадам Бланш улыбнулась:
– Гнев - это высокая черная ограда без входа. Любовь - это вход. От нас к ним и от них к нам.
Перед мысленным взором мисс Рейнберд неожиданно возникла узорная чугунная калитка сада в Рид-Корте, ведущая на обширную лужайку, за которой начинался живописный
Мадам Бланш дышала глубоко, словно втягивая в себя аромат какого-то невидимого сада. Потом она медленно выпустила из рук нитку жемчуга, поднесла пальцы к вискам, потом стала поглаживать лоб и глубоко вздохнула. Она отняла руки от лба и ухватилась за подлокотники кресла. Мисс Рейнберд, следившая за ее руками, заметила, с какой силой они сжаты, - даже костяшки пальцев побелели. Дыхание мадам Бланш участилось, тело напряглось, будто в ней происходила какая-то внутренняя борьба. Мисс Рейнберд испугалась. Не за мадам Бланш, а за себя - как она оказалась в таком положении, как она могла хоть на мгновение поверить, что ей нужен это нелепый эксперимент. Гарриет умерла. Осталась только память о ней. И Шолто умер, и воспоминания о нем не из приятных. Но мисс Рейнберд жива, и никто не может заставить ее участвовать в этом фарсе... Даже Гарриет, приходящая к ней во сне.
Неожиданно мадам Бланш громко произнесла:
– Кто-то появился. Но вдалеке и не хочет приближаться. Нет, это не один человек...
– Мадам Бланш замолчала и испустила долгий, странный, почти звериный стон.
– Нет, их двое, - отрывисто выкрикнула она.
– Очень далеко... у самого горизонта, но я их вижу. Старик и пожилая женщина. Мадам Бланш помолчала.
– Генри? И ты здесь?
– вдруг оживилась она.
– Да, это ты. Я вижу тебя.
– Она радостно засмеялась.
– Я так рада тебе. Но в чем дело? Почему они так далеко?
Мисс Рейнберд, как зачарованная, наблюдала перемену, происшедшую в поведении и тоне мадам Бланш, когда та заговорила с Генри. Руки ее теперь были расслаблены, тело свободно лежало в глубоком кресле. Дебелая, вульгарно красивая женщина.
Мадам Бланш сдавленно рассмеялась и сказала хрипловатым голосом:
– Ну что же ты, Генри? Может быть сегодня ты не настроен говорить, милый? Скажи, чем они недовольны. Почему не приближаются?
Некоторое время мадам Бланш молчала, потом, судорожно вздрогнув всем телом, снова заговорила, но теперь ее голос резко изменился. Это был мужской голос, не очень низкий, но твердый, бесстрастный, неторопливый, с легким акцентом. У мисс Рейнберд мурашки побежали по спине.
Голос произнес:
– Прощение и еще раз прощение. Это главное. Если вырубают лес, остается просека, но вырастают другие деревья, и лес смыкается снова.
Мадам Бланш улыбнулась:
– Генри, здесь со мной женщина, которой нужна помощь. Ты не можешь оставить лирику до другого раза? Почему они так далеко?
– Она знает, почему. Они не приблизятся - хотя сейчас
Мадам Бланш резко повернулась к мисс Рейнберд:
– Это правда?
Уязвленная мисс Рейнберд сказала с вызовом:
– Все люди эгоистичны. Это вечное оправданье, которое Шолто...
– Она осеклась. Помимо собственной воли, она попала под влияние мадам Бланш, но никакой информации давать не собирается. Во всяком случае пока.
Мадам Бланш сказала с улыбкой:
– Мы должны быть терпеливыми, Генри, дорогой. Мисс Рейнберд сомневающаяся. Это ее право.
Ровным голосом Генри провещал:
– Некоторые люди верят слепо. У других вера растет подобно тому, как цветок стремится поскорее расцвести. Благородная дама, которая сидит рядом с тобой, должна смягчить скептицизм любовью. И сомнения уйдут, а вера расцветет.
Мадам Бланш сказала с некоторым нетерпением:
– Тебе там приходится слишком часто общаться с поэтами, Генри. Но ведь ты инженер, не так ли? Говори пожалуйста, проще.
Из недр существа мадам Бланш послышался мужской смех и затем голос Генри:
– Ты, как всегда, шутишь, Бланш. Спроси эту даму, знает ли она, кто они такие.
Мадам Бланш повернулась к мисс Рейнберд:
– Вы их знаете?
Мисс Рейнберд, начинавшая понемногу осваиваться, ответила:
– Я догадываюсь, кто это может быть. Но точно не знаю.
Мадам Бланш сказала:
– Ты слышал ответ, Генри?
– Я ожидал этого - провещал Генри.
– Но скажи ей, что любовь к справедливости сильнее человеческого эгоизма. Она это знает. Потому она к тебе и обратилась. Скажи ей, что оба они теперь хотят, чтобы свершилась справедливость, но не могут ей помочь, пока она не будет к этому готова. Скажи ей, что у человека есть только одна настоящая семья - человечество.
Мадам Бланш повернулась к мисс Рейнберд:
– Вы понимаете, что имеет в виду Генри?
– Да, конечно. Мне хорошо знакомы банальности, которые...
Из глубины существа мадам Бланш раздался смех Генри, и быстрый переход от женского тембра к мужскому неприятно поразил мисс Рейнберд. Ей вдруг захотелось, чтобы это представление поскорее закончилось.
Мадам Бланш разочарованно произнесла:
– Почему они отвернулись, Генри? Они уходят?
– Их отвергли, Бланш, - важно провещал Генри.
– У нас есть любовь и понимание. У нас есть способность прикасаться к прежней жизни. Но мы не можем изменить человеческое сердце. Я был инженером, мог по трубам провести воду за тысячу миль и сделать пустыню цветущим садом. Но ни я, и никто другой не может вселить веру в живущих там, внизу, как зажигают спичку или включают газовую горелку.
Мадам Бланш усмехнулась:
– Ты отстал от времени, Генри. У нас теперь электричество.
– Привычные представления умирают с трудом, - сказал Генри.
– И давние предрассудки - тоже.
Мисс Рейнберд заметила, что по телу мадам Бланш пробежал легкий озноб, словно от дуновения холодного ветра.
– Мужчина ушел, Генри, - сказала мадам Бланш.
– А почему женщина задержалась?
– Любовь не отпускает ее, Бланш. Двойная любовь. Любовь, которую она дала, и любовь, которую она убила.