Детектив из Мойдодыра. Том 3
Шрифт:
Из кабины выскочил веселый дядька с блестящим, глянцевым лицом, украшенным очками. Он брезгливо покосился на «Кллннча» с Толяном, по-честному деливших мою так и не прикуренную сигарету, утратил хорошее настроение и совсем уж неприветливо взглянул на меня.
– Ну, что, болезный, живой еще? Чего глазами хлопаешь? Раньше надо было хлопать. С какого этажа выпал? Ноги поломал?
– Нет, – ответил я.
– А встать сможешь?
Я неуверенно пошевелился и поджал под себя ноги.
– Смогу.
Он опять развеселился.
– Так беги в машину, чего ждешь-то?
Бабуля с сумкой
– И шагу не сделают, чтобы ботиночки не испачкать! Хватай меня за шею, сынок, не стесняйся. Так, потихонечку и подымешься. А то ведь уедут, паразиты!
– Спасибо, бабушка, я сам.
Я поднялся на ноги. Сильно болело плечо, и каждое движение отдавалось под лопаткой, но кажется, этим и обошлось.
Я оглянулся. Собака так же безмолвно лежала в траве, вытянув морду. Она тоже смотрела на меня безучастными глазами.
– Ну, идешь?
– Иду, – отозвался я нерешительно. – Послушайте, доктор, взгляните, что с собакой. Может, ей можно помочь?
– Тебе что, совсем мозги отшибло? Давай, садись, или я уезжаю! – Он раздраженно рванул на себя дверцу микроавтобуса и пожаловался кому-то внутри. – Надо же до таких чертиков налопаться, чтобы вместе с собакой из окна вывалиться! А нам возись тут с ними!
– Ты смотри, Толян, что делают! Оставляют мужика! – ахнул «Кллннч».
И тогда Толян возмутился. Утратив напускную флегматичность, он не вполне членораздельно, но предельно искренне заявил, что наша голубая планета, к сожалению, далека от совершенства, и в мире полно грязных и отвратительных мерзавцев и извращенцев. Но оставлять мужика, который, вроде бы, пообещал полтинник, без оказания помощи могут только самые распоследние мерзавцы и извращенцы, у которых нет ни чести, ни совести, ни полтинника. На этот вопиющий факт Толян закрывать глаза не может, потому что с подобными негодяями он всегда вступал и вступать будет в суровые и бескомпромиссные половые отношения, используя при этом как традиционные методы и средства, так и нетрадиционные.
Яркая речь Толяна, искусно сплетенная из каких-то пяти-шести слов, одно из которых: «мужик», а второе: «полтинник», прозвучала внушительно и вдохновенно. Пока двигающийся у него на шее кадык, словно поршень, проталкивал наружу обличительные тезисы, вокруг «Скорой помощи» собралась небольшая толпа. Толяну удалось донести свою мысль до аудитории вполне однозначно и даже сорвать жиденькие аплодисменты со стороны скамейки.
Врач не решился вступать в полемику и произносить в ответ клятву Гиппократа, перестал блестеть и виновато заморгал, признавая поражение. «Кллннч» растроганно прослезился, и только лишь стоявшая рядом со мной бабуля неодобрительно покачала головой.
Сверху опять раздался женский голос:
– А какой номер машины? Давайте, я номер запишу. Только мне из-за дерева не видно.
Разошедшийся не на шутку Толян незамедлительно пригрозил вступить в суровую связь и с номером, и с машиной, и с деревом.
Бабуля с отвращением сплюнула на землю.
– Да как язык-то не отсохнет, поганец!
Я выудил из кармана две десятки и поспешно протянул «Кллннчу», отвлекая внимание Толяна, медленно сосредотачивающееся на бабуле.
– Держи,
«Кллннч» степенно передал деньги оратору.
– Толян, пересчитай.
Врач проводил взглядом деньги, снял очки, и в его добрых близоруких глазах я увидел признаки понимания и гуманизма. Водрузив очки на место, он решительно подошел, наклонился, потыкал в овчарку пальцем.
– Дышит… – Он понизил голос до шепота: – Можем до ветеринарки добросить. Полтинник даешь?
Я нисколько не удивился.
– Даю. Поехали. Там, кроме как усыплять, что-нибудь умеют? Или такие же, как у вас?
– Там все умеют. Они же платные. Ну, садись.
Я опустился на колени, просунул руки собаке под живот и под голову. Она коротко взвизгнула, но вырываться не стала. Мне тоже было больно разгибаться, но я сдержался и не взвизгнул. Прижав собаку к груди, я бережно понес ее к машине.
– Давай, мужик, поправляйся, – благодарно пожелал мне вслед «Кллннч».
Толян мне вслед ничего не пожелал.
***
В приемной на втором этаже висел угрожающего вида плакат с огромным, жутким шприцем и лицемерно-садистской надписью: «А ты не забыл сделать своему любимцу прививку от бешенства?» Под плакатом вдоль стены сидело не менее десяти посетителей с собаками и кошками всех мастей. Возможно, несчастные животные предпочли бы бешенство, но их никто не спрашивал.
Я вздохнул, перехватил собаку поудобнее, еще раз взглянул на шприц и повернулся к выходу. Но меня остановили.
– Мужчина! Мужчина с овчаркой на руках. Проходите. Проходите к доктору.
Я не поверил своим ушам! Меня пропускали без очереди! Причем, пропускали все хором, без обычных в таких случаях реплик, вроде: «Я тоже инвалид перестройки и беременный от неразборчивых рыночных отношений, а вот жду». Наверное, общение с животными помогает их хозяевам вырабатывать человеческие качества.
В отличие от людей в грязно-белых халатах из машины «Скорой помощи» совсем молоденький на вид собачий доктор излучал любовь и сострадание.
– А что с нами случилось? Подрались? Кладите сюда на стол. И намордничек снимите – ни к чему он сейчас. Вон, какая симпатяга! А как нас зовут?
– Вообще-то, мы не дрались. Мы не на прививку от бешенства. Она на меня упала. Нечаянно. – Я осторожно уложил собаку на покрытый простыней стол и принялся расстегивать намордник. – А зовут нас Виктор Эдуардович.
Молодой человек рассмеялся.
– Да я про вашу собачку спрашиваю. Но все равно – очень приятно.
Да я, в общем-то, понял. Вот только не знаю я, как нас всех зовут. А если признаюсь, что собака не моя, а неизвестно чья, не пошлет ли он нас подальше? Опять же, на прививки от бешенства, например.
– Собачка хорошая, – неопределенно ответил я и по-хозяйски положил руку ей на голову. – Не кусается, и слюни не текут. И вас не укусит – не бойтесь, доктор.
– Я не боюсь. Правда, иногда бывает – кусают. Не от злости, а от боли. Предупреждают об осторожности. Так как зовут собачку-то?