Детектив на исходе века (Российский триллер. Игры капризной дамы)
Шрифт:
— Саша, — сказал Корж своему спутнику, — держись, не раскисай, придем в гостиницу, там расслабишься.
— А-й-а-а и не… и не раскисаю, — промычал Саша, — я трезв, как стеклышко…
Подошли к гостинице. Она представляла собой сборный домик на два хозяина. В одной половине жила знакомая Кроеву Галина с сыном дошкольником. Вторая, состоящая из двух комнат, предназначалась для приезжих. Печь топилась со стороны хозяйки, а вход был отдельный.
Галина отдала Коржу ключ, сказав, что они могут размещаться, как хотят, так
Корж открыл дверь второй половины и зажег свет в одной из комнат. В комнате стояли шесть кроватей, заправленных синими одеялами, два стула и три тумбочки.
— П-похоже на казарму, — проронил Кроев, — з-занавесок нет. Как раздеваться будем?
— Не боись, не сглазят тебя местные красавицы, устраивайся и спи, — ответил Корж не слишком любезно, и это обидело Кроева.
Он снял башмаки и, не раздеваясь, улегся на койке. Еще минуту назад его распирало желание поговорить с Коржом, сказать о том, что о многих вещах они думают одинаково, что он уважает Коржа, что… да мало ли что еще мог сказать Кроев, но коллега обидел его, и он этого ему никогда не скажет…
Кроев хотел притвориться спящим, но неприятное чувство тошноты и ощущение того, что кровать все время проваливается куда-то вниз, заставили его сесть.
— Потушим свет? — спросил Корж.
— У-у, — покачал головой Кроев, — н-надо итоги за день подвести.
— Перестань, Саша, — попросил Корж, — ты… опьянел, отдыхай.
Послышался стук в дверь.
— Стучат, — промямлил следователь, — к нам?
— Нет, — сказал Корж, — скорее всего, к хозяйке.
Стук прекратился, а затем кто-то методично стал бить в дверь. Тук-тук — удары были настолько сильными, что тряслась вся гостиница. Казалось, огромный слон молотил ногами в дверь.
— Эт-то муж, — сообразил наконец Кроев.
— Какой муж?
— Галинин муж, бывший, м-меня Глинков л-лично просил ей помочь, я щ-щас, — мычал Кроев, — я щ-щас его задержу.
— Не вмешивайся, — разозлился Корж, — задерживатель. Мы с тобой сегодня не воины. Понял. И черт дернул Глинкова лечить нас… для сугреву, для сугреву….
— Я все же п-пойду, я обещал.
— Ляг, — взревел Корж, — наберут молодежь в Красную Армию, ни украсть, ни покараулить.
Он моментально сунул ноги в ботинки, надел пальто и под монотонные удары в хозяйскую дверь выскочил на улицу. Кроев двинулся за ним.
Выйдя на крыльцо, следователь увидел огромного мужчину в дохе и сдвинутой на затылок папахе.
— А-а-а, — куражился мужчина, — хахали появились, защитники бляха-муха, и-щас я вас и-всех и-сде-лаю.
Мужчина шагнул к Коржу, и его огромный кулак понесся к голове опера со стремительностью ярмарочной карусели. И когда столкновение казалось неизбежным, Корж «провалился» под руку и карусель помчалась дальше, но завершить круг ей не удалось. Тычка правой рукой в корпус Кроев не видел, но таковой
Корж завернул ему руку за спину и притянул к себе за воротник дохи.
— А-а! — взревел мужчина.
Корж, дав противнику прочувствовать боль и беспомощность, отпустил захват, что-то сказал ему на ухо и еще раз притянул к себе так, что мужчина снова взвыл. Затем он оттолкнул его, и тот, отлетев метра на два, пошел прочь. Когда расстояние между ним и Коржом стало достаточно большим, мужчина остановился и заорал:
— Я вас всех сожгу ночью, всех… — Потом он повернулся и довольный тем, что последнее слово осталось за ним, пошел в деревню.
Стоящего на крыльце Кроева трясло то ли от холода, то ли от возбуждения. Корж загнал его в комнату и закрыл дверь на засов.
— М-мы з-завтра Глинкову расскажем. Протокол составим… привлекать будем з-за угрозу убийством.
— Все, — раздраженно отозвался Корж, — завязано. Никаких протоколов.
— Почему?
— По кочану. Ты еще не был объектом анонимных писем?
— Н-нет.
— Ну, ничего, у тебя все еще впереди.
Корж помолчал немного, а потом, словно оправдываясь, начал рассказывать:
— Я по приезде в Кедровку жил в шестнадцатиквартирном доме, что рядом с общежитием. Так вот, выхожу один раз из квартиры, а старушка соседка (она к сыну в гости приехала) выскочила на площадку, наверное, за почтой, а дверь захлопнулась, и ключи, естественно, в квартире. Так часто бывает, ты знаешь. Стоит она на площадке, а из квартиры уже жареным попахивает, обед там на газе варился. Старушка меня помочь просит, да где там, дверь сделана на совесть — ригель не отжать. Тогда старушка говорит: «Все одно пожар… ломать надо».
Я тогда молодой был — лихой. Ломать так ломать. Плечом попробовал — не поддается: замок низко врезан, усилие даром проходит. Тогда я ногой… На третий раз вышиб. Старушка, увидев, что дверь в щепки, — в слезы… и даже спасибо не сказала.
А через полмесяца замполит приглашает меня и просит написать объяснение по факту дебоша на лестничной площадке. Старушка та уже уехала, а свидетели — их с добрый десяток набралось, говорили, что слышали крики, удары в дверь, плач старушки. Говорили так же, что глаза у меня подозрительно блестели, что я перед этим, якобы, с Любаней ругался и так далее…
С месяц эта бодяга тянулась, но кое-как разобрались. А потом следующая анонимка пришла, теперь уж на замполита, дескать, покрывает сотрудников, совершающих противоправные поступки, и в качестве примера приводился факт с выламыванием дверей. Теперь уж замполит стал объясняться и отписываться, ну и я с ним за компанию. Так с год мы с ним то по очереди, то вместе отписывались — на работу времени не хватало, да и какая работа в атмосфере недоверия. Ты этого не знаешь еще и не дай тебе бог узнать.