Детектив на исходе века (Российский триллер. Игры капризной дамы)
Шрифт:
— Ниночка, — попросил ее директор, — пригласи кого-нибудь из бухгалтерии.
Ниночка, кивнув, исчезла, а через минуту на пороге показалась пожилая бухгалтерша.
— Где у нас главный? — спросил ее Клягин.
— Приболел он, — ответила та.
— Надолго?
Женщина посмотрела на Кроева и сказала:
— На неделю, не меньше.
— Кому он передал свое хозяйство? — спросил директор.
— Главный, если на неделю уходит и зарплаты нет, ключи от сейфа не передает.
— Безобразие, — ухмыльнулся Клягин, — как вернется, ко мне его…
Пожилая
— Не судьба, — проронил директор следователю, — ждите неделю, не взламывать же сейф. Да и не горит это. Ущерб всегда подсчитать можно. Это не преступника найти, который коровник поджег…
Кроеву спектакль, разыгранный директором, был неприятен. Он никогда не думал, что этот гигант и «организатор совхозного производства» такой тонкий интриган. Следователь представил себе, как он через неделю будет вынужден снова встретиться с Клягиным, решил пойти на компромисс, успокоив себя тем, что, если директор и иже с ним будут опять делать липу, он изымет документы и сам подсчитает ущерб.
— Поступим иначе, — сказал Кроев. Он вытащил из папки бланк прокуратуры и тут же написал запрос на имя директора совхоза с просьбой предоставить «данные о стоимости помещения, инвентаря и животных сгоревшего коровника со ссылкой на документы балансовой стоимости». Закончив писать, Кроев сообщил директору, что отдаст на регистрацию секретарше, и, не прощаясь, вышел.
После посещения конторы Кроев допросил водителя пожарной машины.
Молодой парень — ровесник Кроева — стучал себя в грудь, доказывая, что он и не мог доехать до отделения. И ему не стоило даже выезжать, так как машина больше километра пройти не могла. Она и сейчас в таком же состоянии, так как запчастей нет, а начальству на это наплевать. У них от этого зарплата не убавляется…
Кроев слушал его, механически записывал показания, думая, что это хороший факт для прокурорского представления.
К обеду он закончил допрос и вернулся в Совет. Там были Корж и Глинков.
— Как ущерб? — иронически поинтересовался Корж.
— А-а, — махнул рукой Кроев, — тянут что-то, говорят, через неделю сделают.
— Ну-ну, — усмехнулся Корж, — время обеденное, перекусим и за работу.
Глинков, почтительно выслушивающий разговор следователя и Коржа, предложил:
— Можно у меня…
Но Корж отклонил домашний вариант.
— Пообедаем в столовой, а ты можешь сходить домой.
— Зачем, — ответил Глинков, — я с вами. Тем более вас без меня не накормят. Распоряжение директора — посторонних не кормить.
— Точнее, кормить с его разрешения, — поправил Корж, — у Клягина болезненное чувство того, что о нем кто-нибудь забудет. Ну да ладно, собираемся.
В столовой было пусто: летний сезон еще не наступил, приезжих на центральной усадьбе не было, а школьники интерната, тоже кормившиеся в столовой, уехали на каникулы. Поэтому для персонала столовой конец марта — затишье. В это время их работа сводилась к приготовлению десятка порций на всякий случай. Если такой случай представлялся, то обед поедали приезжие, в отсутствие таковых — его пожирали местные хавроньи, толстея на казенных
Полная краснощекая женщина стояла за стойкой и выдавала «комплекс номер один»: гороховый суп, котлету с картошкой и компот. «Комплекс номер два», значившийся в меню, отсутствовал, и группе ничего не оставалось делать, как взять то, что им предлагалось.
Получив три порции и расплатившись, группа расположилась в углу большого зала столовой и принялась есть под любопытным взглядом раздатчицы.
Корж, расположившись по-хозяйски за столом, спросил:
— А боковушка работает?
— Сейчас редко, — ответил Глинков, — а раньше работала ежедневно.
Боковушкой назывался малый зал за столовой, оборудованный для приема особо почетных гостей, тех, в чьих услугах нуждался совхоз, а также различного рода проверяющих.
— Туда не попадешь, — продолжал Глинков, — ей лично хозяин распоряжается.
— Да мы и не рвемся, — сказал Корж, — хотя Кроев сегодня мог бы обедать даже в присутствии хозяина, если бы попокладистей оказался.
— Откуда это известно? — спросил Кроев.
— Глинков по секрету сообщил, — засмеялся Корж, разламывая пополам огромный кусок хлеба.
Говорят, что процесс еды — показатель характера человека, точнее его темперамента. Кроев поглощал обед вяло, без аппетита, удивляясь огромности порций. В городе такое количество пищи выдают на троих.
Корж ел быстро, жадно, не утруждая себя рассуждениями о том, сколько бы порций вышло из его обеда в городской столовой.
Глинков жевал степенно, не торопясь, подставляя кусок хлеба под ложку с супом, но при всей неторопливости и обстоятельности, не отставал от Коржа. И через некоторое время краснощекая раздатчица увидела, как окончившая есть милицейская часть группы терпеливо ожидала часть прокурорскую.
После обеда на служебном желтого цвета мотоцикле Глинкова поехали на отделение.
Кроева, как самого хилого, посадили в коляску и дали брезент, укрыться от ветра. Корж, подняв воротник своего старого пальто и натянув до ушей кепку, сидел сзади Глинкова, прикрываясь от ветра его широкой спиной. Чтобы не замерзнуть, ехали медленно, но, несмотря на мартовское солнце, к отделению подъехали, окончательно окоченев.
По приезде Корж и Кроев уселись в конторке у батарей водяного отопления и стали обсуждать тактику следственно-розыскных действий на остаток дня. Глинков, не роняя собственного достоинства, почтительно их слушал.
Решили вновь допросить Тропина и Ивахину. Тропина взял на себя следователь. Ивахиной занялся Корж.
Полтора часа работы ничего нового не дали. Тропин, все так же тупо уставившись в пол, повторял одно и то же: «Никуда не отлучался… увидел огонь в коровнике и даже подходить не стал, сразу поехал в деревню к Степаненко… потом народ подымал… пожар тушил… а теперь за мои же сухари, и я же…»
Далее со свойственным ограниченным людям однообразием он повторял одну и ту же фразу о том, что «милиция всегда списывает пожары на дураков. Ей что — был бы человек, а статью они враз подберут».