Детектив на исходе века (Российский триллер. Игры капризной дамы)
Шрифт:
Затоптав последний фитиль, Шнырь поставил кружку на стол, закурил сигарету, сдул с чая коричневую пену, сделал небольшой глоток и передвинул кружку Бузе. Тот выждан некоторое время, сделал свой глоток, после чего подвинул кружку Хряку и затянулся «Примой».
— Кайф, — сказал Шнырь, когда кружка вновь пришла к нему.
Буза и Хряк ничего не ответили, но по их лицам было видно, что они с этим согласны.
— Ну, чем богаты? — спросил Узякин Внучека и Собинова, когда те возвратились в кабинет начальника
— Чем богаты, тем и рады, — ответил один Внучек не слишком любезно, потому что ничего интересного и нового он в информационную копилку «тройки» не внес. Он только что связался с начальником отделения, тот позвонил по оперсвязи в Н-ск, а там сообщили то, что уже было известно: «какие-то осужденные, захватили каких-то заложников». Кто они? Что представляют из себя заложники? Что толкнуло на этот шаг первых и в каком состоянии вторые? Не ответив на эти вопросы, нельзя было планировать мероприятия по освобождению.
Но Внучек напрасно злился на своих коллег. Коллеги Узякина и Собинова тоже ничем не помогли.
— Слушай, Кутузов, — бесцеремонно обратился к Собинову Узякин, — а ты куда звонил? В Н-ск, что ли?
— Да, — чистосердечно сознался Собинов.
— Ну ты даешь, что они в Н-ске за триста верст от Тараканино могут знать, тебе же советовали позвонить в Тараканино.
— Я звонил, но там все время сбрасывает, и идут короткие гудки.
— Короткие гудки, короткие гудки, — передразнил его Узякин, — ну КГБ, помогай коллеге. Я знаю, у тебя везде свои люди.
— Пиши номер на бумаге, — сказал Внучек Собинову.
Пока комбат искал ручку, Внучек набрал 07 и связался со старшей телефонисткой.
— Марина Владимировна, помочь надо спецслужбам, срочненько номер в Тараканино. Давай телефон… Разговор на наш счет.
Собинов занимал телефон добрых двадцать минут. Он что-то записывал на листке бумаги, переспрашивал командира роты охраны, опять что-то записывал. К концу разговора он основательно взмок от такой непривычной «интеллектуальной» работы.
— Ну? — спросил его Узякин, когда тот положил трубку телефона на рычаг.
— Наливай, — словно не слыша Узякина, произнес комбат. Ему было приятно, что Узякин хоть как-то зависит от него, и он хотел оттянуть момент, когда утратит преимущество в информированности.
Михалыч поставил чашки на стол и разлил остывший чай.
— К чаю, к сожалению, дать ничего не могу, — сказал Михалыч, — даже «дунькина радость» сейчас дефицит, на отоварку не хватает.
— Да-а, — подколол его Узякин, — времена настали, даже в тюрьме стало плохо жить, докатились…
— А что вы имеете против тюрьмы, — обиделся Михалыч, — тюрьма как тюрьма, не хуже многих.
— Ну что ты, — продолжал язвить Узякин, поддразнивая своего бывшего заместителя, — она одна из лучших.
— Так оно и
Узякин и сам понимал, что говорил ерунду, зашел слишком далеко и был благодарен Внучеку за вмешательство.
— Ладно, — буркнул он, отодвигая чашку от себя, — Каминская тюрьма — лучшая тюрьма в мире. Так что нам скажет командир батальона?
Собинов взял в руки лист с записями и начал:
— Двое осужденных…
— Как двое? — перебил его Узякин.
Комбат бросил на начмила взгляд, укоризненный и терпеливый одновременно, и повторил:
— Двое осужденных: Сафонов, пятьдесят восьмого года рождения, статья 145, семь лет, и Клевало, шестидесятого года рождения, 144-я, пять лет, утром пришли в санчасть и захватили в качестве заложников фельдшера, женщину, которая пришла на прием, и сотрудника колонии…
— Должность и звание, — переспросил его Узякин, как будто это имело какое-то значение.
— Лейтенант, — ответил Собинов, — начальник производства. Захватчики забаррикадировались в санчасти и потребовали, чтобы им привели некоего Бузу, который сидел в ШИЗО.
— За что сел в ШИЗО Буза, — спросил Внучек, — это может быть важно.
— Буза заварил большую кашу, стал бодаться со старым вором — Чубатым. Хозяин, конечно, знал об этом, ему два медведя в одной берлоге не нужны, и он посадил за какую-то провинность Бузу в ІІІИЗО. Хозяину спокойней с Чубатым, тот не такой молодой и шустрый, как Буза.
— Во, — сказал Узякин и потер рукой об руку, — становится теплее.
— Теплее, но не совсем, — ответил комбат, — на освобождении Бузы они не остановились, а заявили, что хотят говорить с прокурором области.
— Не ниже, — съязвил Узякин.
— Да, — подтвердил комбат, — на счастье начальника колонии в Каминске в командировке был заместитель прокурора области. Он вылетел вертолетом в Тараканино. Но там захватчики заявили, что прокурор им был нужен для того, чтобы ночью не перестреляли, и потребовали перевода в другую колонию либо в ближайший изолятор.
— Ага, — сказал Узякин, — совсем тепло, значит, к нам. Значит, недаром собрались…
— В обидах чертах понятно, — перебил Узякина Внучек, — теперь надо разобраться с распределением ролей в этой троице.
— Распределение обычное, — ответил комбат, посмотрев в свои записи, — Буза — голова, я даже думаю, что все это организовал он, а не Сафонов и Клевало. Сафонов-Хряк — солдат, бык. Клевало-Шнырь — парняга на побегушках, хотя тоже опасен: ткнуть заточкой ни ума, ни авторитета не надо.