Детектив на исходе века (Российский триллер. Игры капризной дамы)
Шрифт:
Так и вышло. Просящий взгляд пациента был оставлен без внимания. Он ушел с обидой на лице, а Валентина, усадив пришедших, спросила:
— Что произошло?
Валентина могла и не спрашивать, потому что щеку Семеновны разнесло так, будто ее укусила пчела.
— Жубы, — запричитала Семеновна, — а тут отчет составлять надо, а-а…
Закончить фразу она не успела. Дверь со скрипом отворилась, и Шнырь ввел в кабинет согнувшегося пополам Сафонова. Виктор посмотрел на него и вспомнил его кличку…
Капитан Внучек был в квартире один. Жена с утра ушла к секретарше отделения Байметовой,
Должность Внучека, если заглянуть в штатное расписание Каминского горотделения КГБ, значилась очень длинно — старший оперативный уполномоченный, в Каминске он работал всего три месяца, первый из которых, как и положено, он прожил в гостинице, следующие два в общежитии местного техникума. В конце декабря подошло время очередного отпуска и к нему из Н-ска приехала жена. Общежитие не то место, где можно принять молодую женщину, считающую, что ее муж переведен в Каминск «на повышение». А раз так, то Внучек договорился с одним своим другом, имевшим однокомнатную квартиру, пожить пару-тройку дней у него. Друг перебрался в комнату Внучека, а Внучек встретил и препроводил жену в квартиру друга, где они прожили три дня и сегодня собирались уехать в Н-ск, а оттуда с «поездом здоровья» в Лужбу, которую энцы не называли иначе, как сибирской Швейцарией.
— Горы, солнце, искрящийся снег — все это запомнится тебе на всю жизнь, — говорила жена. Она до замужества ездила на Алтай «в составе такого же поезда».
Внучек сладко потянулся и посмотрел на две сумки с теплыми вещами, поверх которых были привязаны новенькие ботинки для лыж, еще без дырочек на подошве. Ботинки были куплены специально для поездки, их можно будет приспособить к любому креплению.
Зазвонил телефон, Внучек снял трубку, надеясь услышать голос жены, но ошибся.
— Федор Степанович?
— Да, — сказал Внучек.
— Еле вас разыскал, — обрадовался шеф.
Внучек был опером, и оперативная интуиция мгновенно подсказала ему, что горы, солнце, искрящийся снег и смех Наташки для него не приятное будущее, а несбывшееся прошлое.
— В Тараканино, — говорил, между тем, шеф, — двое или трое заключенных захватили заложников. Шеф, в отличие от Внучека, не работал в местах лишения свободы и не знал, что в СССР нет заключенных, а есть только осужденные…
— При чем тут мы, — перебил его Внучек, — до Тараканино сто пятьдесят по прямой, а по кривой и того больше.
— Начальство звонило из Н-ска, — сказал шеф, — просило отслеживать обстановку и войти в штаб по освобождению заложников.
— Мне собираться в Тараканино?
— Да нет, — возмутился шеф непонятливости подчиненного, — штаб создают в Каминске, в СИЗО [17] .
— Но я в отпуске, у меня на руках билеты в Лужбу… меня жена съест, — сказал Внучек, а про себя подумал: и чего бы тебе самому не войти в этот штаб…
Однако шеф тоже был опером, он угадал мысли подчиненного.
17
СИЗО —
— Федор Степанович, вы же единственный специалист по местам лишения свободы… сбор через полчаса в следственном изоляторе…
— Хорошо, — ответил Внучек и чуть было не выругался.
Здесь нужно сказать, что Внучек не ругался матом. Несколько лет назад в каком-то ксерокопированном издании он прочел статью о том, что известный всему миру русский мат вовсе не русское изобретение. И возникло сие уникальное и универсальное явление во времена татаро-монгольского нашествия. С тех пор Внучек стал себя контролировать и никто, даже в самые распаскудные моменты жизни, когда всех и вся хотелось послать как можно дальше, не слышал от Внучека ни одного матерного слова. Правда, особенность эта делала его белой вороной среди коллег, которые иногда относились к нему так, как алкоголики относятся к трезвеннику.
После разговора с шефом Федя набрал номер Байметовой. Байметову звали Раиса Михайловна, но с недавних пор она вдруг стала представляться как Раиса Максимовна, и все, кто слышал это, говорили: ого… Это чрезвычайно льстило Байметовой, у всякого времени свои кумиры, и год тысяча девятьсот восемьдесят девятый не был исключением из общего правила.
Внучеку не хотелось сообщать о случившемся жене по телефону, и он попросил ее срочно вернуться домой.
Спустя полчаса Наталья появилась в квартире, раскрасневшаяся от мороза и предчувствия чего-то недоброго.
— Что произошло? — спросила она с порога.
— Происшествие небольшое… — начал он.
— А при чем тут ты? — безаппеляционно заявила Наталья? — ты же в отпуске.
— Ну сама понимаешь…
— А начальник?
— Он занят, — соврал Федя.
— И что?
— Придется задержаться на сутки… может быть, на двое…
— Но у нас поезд в три часа…
Ему хотелось сказать: поезжай одна, я тебя догоню, но жизненный опыт подсказывал, что давать такие обещания нельзя, за этим происшествием может последовать другое или это же продлится не сутки, а в двое-трое больше…
— Что же делать? — спросила она.
— Может одна поедешь, — сказал он, надеясь, что она откажется.
— Хорошо, — решительно ответила она, — я поеду одна, а ты работай, работай и, может, когда-нибудь орден «сутулого» получишь, им как раз таких, как ты, награждают.
Такой реакции он не ожидал. «Вот тебе и подруга жизни…» Но он погасил в себе огонек злости, только сказал:
— Езжай… ключ я возьму с собой, а ты дверь захлопнешь.
Решив самый трудный вопрос, он оделся и направился в СИЗО.
В том, что он вспомнил кличку, не было ничего удивительного. У таких, как Сафонов, она написала на лице, а не вспомнил он ее в коридоре потому, что Сафонов сидел, наклонившись… и Виктор не разглядел его. Всякий, кто видел Сафонова первый раз, не мог избавиться от ощущения, что знает его кличку. Да и как можно назвать человека среднего возраста, с полным неподвижным лицом и маленькими глазками, как не Хряком.
— Витя, — сказала Валентина, увидев, что Шнырь еле тащит Сафонова, — помоги…