Детектив США. Выпуск 11
Шрифт:
— Даже если вы доведете счет до предела, прибавите, скажем, еще одну сотню тысяч, — говорил я, этого все равно будет недостаточно, чтобы мы протянули целый год, и где-нибудь в мае или в июне вам придется приняться за работу, поэтому следует, конечно, выколачивать из клиента каждый лишний цент. Но она была отличной клиенткой, следует это признать. Не забывайте также, что к ее расходам прибавился теперь и еще один — она, без сомнения, захочет обеспечить Сару Дакос первоклассным защитником. Будьте снисходительны!
— Мисс Дакос уже созналась.
— Тем более ей понадобится адвокат.
Раздался звонок в дверь. Я направился в вестибюль. На крыльце стоял один тип, которого я прежде никогда не видел в лицо, хотя хорошо знал по многочисленным фотографиям в газетах. Я вернулся в контору и сказал Вульфу:
— Крупная шишка!
Он пожал плечами, затем сообразив, кто к нам явился, сделал то, чего никогда прежде не делал: поднялся с кресла и вышел вместе со мной в вестибюль. Мы стояли бок о бок, глядя в смотровое стекло. Посетитель приложил палец к кнопке, и звонок снова задребезжал.
— Может быть, провести его в переднюю комнату, чтобы он там обождал? — сказал я.
— Нет. Я не желаю встречаться с ним. Пусть себе звонит, пока не надоест. — Вульф повернулся и пошел обратно в кабинет.
Я последовал за ним.
— Может быть, он проделал долгий путь из Вашингтона только ради того, чтобы проведать вас. Большая честь.
— Фу! Я же сказал. Продолжим разговор.
Я сел к столу.
Дверной звонок продолжал звонить.
Росс Макдональд ПОСЛЕДНИЙ ВЗГЛЯД
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Адвокат Джон Тратвелл продержал меня в приемной, чтобы я успел по достоинству оценить обстановку. Я сидел в кресле, обтянутом мягкой зеленой кожей. На стенах, подобно рекламе красовались пейзажи с видами округи — горы, море.
Юная розововолосая секретарша оторвалась от коммутатора. Подведенные толстыми черными линями глаза придавали ей сходство с узником, выглядывающим из-за решетки.
— Очень сожалею, но мистер Тратвелл задерживается. Это он из-за дочери, — невнятно пояснила девица. — Зря он так: пусть бы сама выпутывалась — все на ошибках учатся, а то как же? Я вот училась.
— Да ну?
— Я ведь манекенщица. А сюда устроилась на время после, того, как мой второй муж дал деру. Скажите, вы на самом деле сыщик?
— На самом, — сказал я.
— А мой муж фотограф. Дорого б я дала, чтобы узнать с кем — то есть я хочу сказать, где он сейчас.
— Забудьте о нем. Дело того не стоит.
— Наверно, вы правы. Фотограф он никудышный. Очень понимающие люди говорили мне, что я на его фотографиях выходила куда хуже, чем в жизни.
Ну как не пожалеть ее, подумал я.
В дверном проеме появился высокий мужчина. На вид ему было далеко за пятьдесят. Широкоплечий и элегантный, он был красив и явно это сознавал. Седая шевелюра его была тщательно уложена, столь же тщательно продуманным было и выражение лица.
— Мистер Арчер? Я Джон Тратвелл. — Он без особого энтузиазма пожал мне руку и повел по коридору в свой кабинет. — Очень благодарен, что вы так быстро приехали из Лос-Анджелеса. Извините, что заставил ждать.
Несмотря на сбивчивую речь, Тратвелл производил впечатление человека собранного. Поток слов, казалось, извергался сам по себе, в то время как его жесткие невеселые глаза внимательно разглядывали собеседника. Он провел меня в кабинет и усадил в коричневое кожаное кресло напротив письменного стола. Хотя сквозь тяжелые занавеси пробивалось солнце, в комнате горели лампы дневного света. В их мертвенном голубоватом свечении Тратвелл и сам казался не живым человеком, а озвученной восковой фигурой. На полке справа от него стояла фотография ясноглазой белокурой девушки, очевидно его дочери.
— В разговоре со мной по телефону вы упоминали о мистере и миссис Лоренс Чалмерс.
— Упоминал.
— Что у них стряслось?
— Я перейду к этому через пару минут, — сказал Тратвелл. — Но сначала я хочу вам объяснить, что Ларри и Айрин Чалмерс мои друзья. Наши дома на Пасифик-стрит стоят напротив. Я рос с Ларри, наши родители тоже знали друг друга с давних пор. Как юрист я бесконечно обязан отцу Ларри — он был судьей. Моя покойная жена очень дружила с матерью Ларри.
В тоне Тратвелла я уловил какую-то непонятную гордость. Левой рукой он пригладил волосы на виске так бережно, словно прикасался к сокровищу, полученному в наследство. Взгляд и голос у него были вялыми: видно, он жил только прошлым.
— А рассказываю я вам все это к тому, чтоб вы знали — Чалмерсы не обычные клиенты. У меня к ним особое отношение. И я хочу, чтобы вы обращались с ними как можно деликатнее.
Светские обязательства тяжелым бременем наваливались на мои плечи, и мне захотелось сбросить одно-другое.
— Как с предметами старины?
— Примерно так, хотя они вовсе не старые. Я отношусь к Чалмерсам как к произведениям искусства; правда, их роднит лишь одно — они также имеют право не приносить пользу. — Тратвелл умолк, но тут же, словно вдруг его осенило, заговорил снова — Дело в том, что Ларри после войны так ничего и не достиг. Конечно, он сколотил большое состояние, но деньги ему, можно сказать, сами в руки плыли. Мать оставила ему большое наследство, она, как оказалось, откладывала на черный день, потом Ларри удачно играл на бирже и нажил миллионы.
В голосе Тратвелла промелькнула зависть; видно, он относится к чете Чалмерсов далеко не просто и, уж во всяком случае, без особого восторга. Я намеренно откликнулся на эту неприязненную нотку.
— Я должен быть потрясен?
Тратвелл посмотрел на меня так, будто я издал неприличный звук или заметил, что его произвел кто-то другой.
— Как видно, я вам так ничего и не сумел объяснить. Дед Ларри Чалмерса участвовал в Гражданской войне, потом поселился в Калифорнии и женился на испанке — наследнице больших земельных участков. Ларри сам герой войны, хоть и не любит об этом рассказывать. Поэтому в нашем лишенном традиций обществе он может считаться аристократом, если допускать, что они вообще имеются. — Он следил за тем, какое впечатление произведет на меня последняя фраза: похоже, он произносил ее не впервые.