Детективщица
Шрифт:
– По такой-то грязи полчищами ходили, пока она котов не завела. Те худо-бедно, но справлялись. Так что не пойму, зачем Федоровне крысиная отрава понадобилась? Что-то вы там напутали в милиции.
– В полиции.
– А не один ли хрен?
– грубовато закончила разговор хозяйка.
– Идите уж, с Богом.
Следующим ближайшим к ним жилищем был дом Софьи Никитичны.
– Никитична!
– позвала Люба, заглянув в горницу.
Но и там было пусто.
– Вот такие нравы у них в Филатовском: бросают дома открытыми, - заворчал Петр Григорьевич, - заходи, бери, что хочешь. А милиция потом рыскай - ищи пропажу.
Но Любу гораздо больше заинтересовал стоящий у дверей шкафчик. Полки были плотно заставлены склянками, бутылями, банками из-под кофе, пакетиками с гранулами.
– Не здесь ли крысиный яд?
Петр Григорьевич, брезгливо поморщившись, принялся перебирать содержимое полок, вчитываясь в названия.
– Да вроде бы нет. Удобрение какое-то. О... глянь-ка!
И в его руках оказалась красивая бутылка из-под рижского бальзама - в отличие от прочего запыленного хлама она была новенькой и яркой.
– Вон чем старушки у нас балуются.
Люба улыбнулась.
– Надо же, когда-то такая же бутылка хранилась у моей бабушки. Только держала она её в серванте - на самом видном месте. После того, как бальзам закончился, бабушка налила туда настоянный на травах самогон, и хвасталась, что её настойка полезнее, чем бальзам.
– Неужели?
– заинтересовался Петр Григорьевич и снял с полки бутылку.
Люба с округлившимися глазами наблюдала, как он откручивает пробку, и когда участковый поднес горлышко к лицу, испуганно дернула его за рукав:
– Осторожнее, бабульки на самогоне настаивают и мухоморы!
Рука участкового дрогнула, и он едва не выронил бутылку. Из неё выплеснулось содержимое, сразу же изгадив маслянистыми разводами блестящую керамическую поверхность.
Петр Григорьевич выругался, и быстро, чтобы не испачкать пальцы, поставил бутылку на место.
– Что я - дурак пить невесть какую дрянь? Здесь точно мухоморы.
Софью Никитичну и двух её престарелых подружек они обнаружили в доме Клавушки.
"Любят животные Анну Васильевну: вчера Полкан ластился, сегодня котофей прилип" - умилилась Люба.
Старушки им отнюдь не обрадовались.
– Чего это милиционеры по нашему поселку то и дело шастают?
– удивилась Клавушка.
– Ты, Любочка, не думай, что мы тебе не рады, но всё же шибко интересно, что вам здесь понадобилось?
– А ты не слышала, когда похороны? Уже шестой день пошёл, как помер человек, а ни слуху, ни духу, - подхватила и ещё одна старушка, которую по фамилии все дразнили Кнышихой.
Софья Никитична с досадой крякнула, поправляя слуховой аппарат, и также уставилась на гостей.
– Идёт следствие, - пояснила старушкам Люба, - выяснилось, что Евдокия Федоровна отравилась крысиным ядом.
Старушки перестали стучать ножами и так глянули на фельдшерицу, что она почувствовала себя написавшей в штанишки пятилетней девочкой.
– С чего бы это Федоровне травиться, когда она заказала новый телевизор? Уж дождалась бы по любому, пока его привезут, - презрительно хмыкнула Клавушка - Вот мой внук...
Рассказ о внуке мог затянуться надолго, поэтому Петр Григорьевич поторопился её перебить:
– А откуда у Евдокии Федоровны деньги на телевизор появились?
– Кредит хотела оформить.
– Может, она приняла яд по ошибке?
– Люба решила зайти с другой стороны.
– Кому-нибудь известно - покупала ли Евдокия Федоровна отраву от крыс?
– Нет, не покупала!
– вступила в разговор Анна Васильевна, нервно застучав спицами.
– Зато я хорошо помню, как...
Неизвестно, что она хотела сказать, но её перебила, наконец-то, настроившая слуховой аппарат Софья Никитична:
– Да уж ты, Васильевна, помалкивала бы: прославилась в своё время с дырявой памятью-то.
– Не надо мне рот затыкать, - тотчас взорвалась Анна Васильевна.
– И ту историю тоже поминать не надо!
За перебранкой обеспокоенно наблюдала хозяйка дома.