Дети Афродиты
Шрифт:
– Афродита, блин… – снова наклонившись к Ольгиному уху, насмешливо проговорил Генка. – Всю ночь тренировалась, поди, головой-то этак дергать…
– А красиво, Ген, правда? – вздохнула в ответ Ольга. – И впрямь как настоящая богиня. Как Афродита… Такая же красивая!
– Ну, насчет красоты не знаю… – задумчиво прошептал Генка. – Видел я недавно эту Афродиту, которая, как ты говоришь, богиня, специально в Интернете посмотрел…
– И что? Не понравилась?
– Ну, ничего так… Волосы – это да, тут спорить не буду. Волосы и впрямь красивые. А в общем
– Да, Ген, нынче другие эталоны красоты… Но наша Ксюша все равно всех лучше, правда?
– А то! Кто бы спорил, только не я! И слава богу, что она не модель! Нет, ну ты посмотри на них, посмотри… Вон та, которая в красном платье… Страшна же, как атомная война! А плечи! Точно Алевтина Николаевна говорит – поставь на такие плечи по горшку, будут стоять и не упадут! Нет уж, не нужны нам такие плечи… Вон, у нашей Ксюхи… Кругленькие, покатые… И талия есть, и попка…
Ведущий тем временем, еще раз представляя участниц, выкрикнул в зал:
– …Номер двенадцатый, Ксения Филипчук, наша русалочка!
– Сам ты русалочка, идиот! – сердито зашипел Генка. – Тоже, сказал, блин!
– Вообще-то это комплимент, Ген… – засмеялась Ольга, прикрыв рот ладонью, чтобы не получилось громко. Потом глянула на Генку задумчиво, спросила вдруг, сама от себя такой вольности не ожидая: – А я, Ген? Я красивая, как ты считаешь?
– Так ты ж сестра… Тем более, старшая! – глянул он на нее смущенно.
– И что? Это обстоятельство автоматически отменяет твою мужскую оценку?
– Да при чем тут моя мужская оценка! Сестра есть сестра, она же не красотой воспринимается!
– А как, Ген?
– Во пристала, холера ясная…
– И все-таки?
– Ну… Будем считать, что для меня одна моя сестра, это как один миллион красивых баб, допустим… Так понятно?
– Вполне. А две сестры – два миллиона красивых баб?
– Точно. Пятерка тебе по арифметике. Ладно, давай уже смотреть, а то сзади на нас шикают… Ой, держи меня, у них сейчас выход в купальниках будет! Ой, где наш фотограф из областной газеты, черт бы его побрал?..
Конкурс закончился для Ксюхи бесславно, пришлось девчонке довольствоваться утешительным призом зрительских симпатий да скромным букетом цветов. Ольга с Генкой пошли ее искать – нашли всю зареванную в одной из гримерных. И Андрюша тут был, глядел на свою несчастную пассию преданно, как собака. Генка принялся было утешать, но Ольга остановила его жестом – не надо сейчас… И проговорила весело, будто и не видела ее заплаканного лица:
– Ксюш, ты скоро? Мы тебя в машине ждем!
– Зачем?
– Как – зачем? В Каменское поедем. В монастырь.
– А, да… Я же маме обещала… Иду! – сердито пробурчала девушка, дернув плечом. Отстаньте, мол, от меня, без вас тошно.
– А мне можно с вами? – тихо спросил Андрюша. – Вы же видите, в каком Ксюха состоянии?
Генка задумался, потом вопросительно
– Нет, Андрей, лучше не надо. Ты не обижайся, но понимаешь, мы сами должны… Нам одним надо… Не обижайся, ладно? А Ксюшу мы потом прямо до подъезда довезем, не переживай!
– Ладно, понял… – кивнул парень. – Да, вы правы, наверное. Дело и впрямь такое… Сугубо деликатное. Ну, тогда удачи вам, что ли?
В дороге Генка снова пытался Ксюшу развлечь. Лихо прошелся критикой по организации конкурса, потом Ксюшиным соперницам по полной программе досталось. Заодно рассказал, как они с Ольгой хитро заполучили лучшие места в зале. Старался, балагурил, как мог. Ольга его не останавливала. С ней вообще происходило что-то странное… Росло внутри непонятное чувство, похожее на робость перед встречей с Анной Васнецовой. То есть с ее матерью. Хотя, может, и не робость это была, а трусость. Или это одно и то же – робость и трусость? Хрен редьки не слаще? Но ведь она никогда и ничего не боялась, ни перед кем не робела, ни перед чем не трусила! А теперь… Еще и само по себе слово пугает – мать. Мама. Господи, да оно совсем не умещается внутри, это странное слово! Зачем, зачем она вляпалась в эти поиски, где у нее голова была?
В какую-то секунду Ольга даже решилась предложить Генке повернуть назад, но Ксюша ее неожиданно опередила.
– Послушайте, Геннадий… Выпустите меня из машины, а? Я обратно пешком дойду, – проговорила девчонка почти истерически.
– Ксюш, успокойся… Ты чего? – тревожно глянул на нее в зеркало заднего вида Генка.
– Да ничего. Просто я не хочу. Я передумала к ней ехать. Нет, я не хочу, зачем?
– Затем, что она твоя мать, Ксюш…
– Она от меня отказалась, какая она мать.
– Да, отказалась, Ксюш… – продолжал душевно бубнить Генка, – так у нее жизненные обстоятельства складывались, что ж поделаешь. Но она тебя не переставала любить. Она тебя издалека любила, понимаешь? Твоя мама же рассказывала…
– Ой, не смешите меня, издалека любила! Все бы своих детей так любили – издалека. Очень хорошо и удобно. Настоящая мать никогда своего ребенка не бросит, обязательно будет рядом с ним. И под пытками от него не откажется.
– Нет, Ксюш, совсем не обязательно. Любовь – она штука такая… Она… Она как ангел-хранитель бестелесный. Можно ведь, и наоборот, быть рядом с ребенком и совсем его не любить… Хочешь, сколько угодно примеров могу привести?
– Не надо. Я и без вас много примеров знаю.
– Так тем более, значит! Можно быть рядом и не любить, а можно быть всю жизнь на расстоянии и не переставать любить ни на секунду…
Ольга сидела, слушала их разговор, страшно нервничала. Потом не выдержала, вклинилась раздраженно:
– А по-моему, ты действительно идеализируешь нашу ситуацию, Ген. Я бы даже сказала, гиперболизируешь! Слушать же невозможно, что ты несешь! Издалека любила. Ангел-хранитель бестелесный. Да какой она тебе ангел, Ген? Нашел ангела…