Дети хлебных времен
Шрифт:
– Ну, положим, про нас я спорить не буду, действительно скисаем. Но мир-то все равно не объять. Ни разумом, ни взглядом. Тогда к чему все твои размышления?
– То есть – как это не объять?
– Известно – как. Если вселенная расширяется да еще со скоростью камнепада, как же за ней угонишься?
– Ученых сказок наслушались? – Умник фыркнул. – Знаю, помню. Эффект расползающейся Паутины, разбегающихся волн и так далее.
– Разве не так?
– А вот ты поживи с мое, дождись, когда усы от старости пожелтеют, да здесь сотенку-другую сезонов понаблюдай за Пространством – тогда и поймешь что к чему. – Умник сердито пошевелил
– Так вот, мой дорогой, знаменитый эффект Паутины, конечно, любопытен сам по себе, однако, по моему глубокому убеждению, связан прежде всего не с Пространством, а с возрастом живущих.
– С возрастом?
– Именно с ним. Все та же пресловутая относительность. Трактуйте Пустоту шире, ребятки! Не замыкайтесь на одной только скорости, и мир сразу станет проще и яснее. Время действительно увязано с Пространством – что верно, то верно, однако последнее теснейшим образом взаимодействует с нашим внутренним мироощущением. – Выдав столь замысловатый перл, Умник с видом превосходства оглядел собравшихся. – Да, дорогие мои! Пока мы взрослеем, вселенная представляется нам огромной и разбегающейся, но как только наступает старость, приходит осмысление истины, реальные границы мира подступают вплотную, и начинаешь отчетливо видеть, что мир мал и кубичен. Нет в нем ни простора, ни плоскостей, ни устойчивых шаровых образований.
– Что же тогда есть?
– А есть лишь повсеместно сжимаемые кубические пространства. Песчинки времени осыпаются, тускнеют тела, – и с каждым годом наш мир становится теснее. – Умник постучал себя по голове. – Сначала здесь, а потом и вокруг. Мы сами его сжимаем, понимаете? Каждый по отдельности, и все вместе. И кстати сказать – весь наш чертов прогресс способствует тому же самому.
– Я слышал, – вмешался Согомак, – старики рассказывали, что раньше жили в мирах просторных, многоуровневых. Встречались даже такие, что в несколько переходов невозможно было одолеть. То есть, правда ли нет, не знаю, но старикам принято верить.
– Вот! – Умник торжествующе указал на Согомака. – То самое, о чем мы и говорим. Повсеместное и необратимое сжатие вселенной! Это раньше были усадьбы, сейчас – все больше приусадебные участки. Замечаете нюанс? Участки по-прежнему зовутся ПРИусадебными, хотя усадеб, как таковых, давно нет. Вместо дорог – подорожники, вместо построек – пристрои. – Умник мелко захихикал. – Вы и Вихрь не в состоянии увидеть, потому что смотрите не туда.
– Как это не туда?
– А вот так. Если воспринимать Вихрь, как нечто абстрактное и конечное, то увидеть его действительно невозможно. Но если в момент приближения Вихря попытаться увидеть его целиком, понимаете? Попытаться вобрать в себя весь окружающий мир, то искомое зрение к вам обязательно придет. Ненадолго, но придет.
– А ты сам-то его видел?
Голова Умника умудренно качнулась.
– Не видел бы – не говорил.
– И что же он из себя представляет?
– А вот об этом рассказывать бесполезно. Во-первых, все равно не поверите, а во-вторых, какой в этом смысл? Это вам ровным счетом ничего не даст. И еще раз повторяю: увидеть его может каждый. Если очень захочет.
– Говорят, его видят в самый последний миг. Уже перед смертью.
– Не знаю, не знаю… Я его лицезрел неоднократно и, как видите, по сию пору жив. Что, кстати, лишний раз подтверждает
– Почему же у ганийцев все наоборот? – Возмутилась Беана, единственная среди участников похода особа женского пола. – Мы, выходит, сжимаемся, а у них и территорий все больше, и народ крупнеет. Помните, того пришлого, что забрел в Пещеры?
– Это тот, что заблудился?
– Ну да. Открыла я ему дверь, так он едва прошел. Такой высоченный! И усища шикарные! Черные такие, вразлет! Не то что у наших карликов.
– Кого это ты карликами называешь! – Вскинулся Рох, дружок Беаны.
– Да уж не ганиийцев, понятно.
– А кто тебя просил ему открывать?
– Так он же раненный был. Ободрался в дороге, измучился.
– В дороге… – Рох фыркнул. – Это же мы его отмутузили.
– Вы?
– Конечно! Чтоб, значит, не шлялся по чужим территориям. Подумаешь, дубиной вырос! Обычный мутила. В смысле, значит, мутант. – Рох поскреб тяжелую челюсть. – Их там, если хочешь знать, химией в свое время травили. Это еще во время тотальной войны. Вот и получился фокус. Кто-то не выдержал и помер, а кто-то наоборот в рост пошел.
– Сказки! – Задумчиво протянул Гунт. – Причем тут химия с мутациями? У них жрачки полно и свободы выше крыши. Опять же – южная сторона – значит, ни зимы тебе, ни холода…
Согомак напрягся. Всей спиной он вдруг ощутил нависшую над хижиной опасность. Она наплыла стремительно, словно туча, застыв над самой крышей. Во всяком случае он точно знал, что ни приблизиться к окну, ни выглянуть за дверь он не отважится ни за какие коврижки. Комнатка потонула во мгле, пропали голоса беседующих, исчезло вообще все. Только собственный трепещущий в груди страх и мерзкий, скользящий по спине холодок. Он сидел, не шевелясь, и отчего-то почудилось, будто некто, прячущийся за стенами хижины, тяжелым взором рассматривает засевших внутри.
Мгновение, и все снова ушло. Неведомая туча рассеялась, и Согомак расслабился, чувствуя, как стекает по лицу запоздалый пот. По счастью, никто из присутствующих ничего не заметил. Извиваясь ленивой змеей, беседа струилась в прежнем направлении…
– Выходит, мы сжимаемся, а они нет?
– Если верить Умнику, получается, что так. – Кревет восторженно глянул на отшельника. – Мы стареем, а они молодеют, верно, Умник?
– Вполне допускаю, – хозяин хижины с достоинством кивнул. – Любое племя переживает свои взлеты и падения. Кто-то впадает в детство, а кто-то напротив мудреет.
– А я лично так смекаю, – вновь подал голос Рох, – до них беда тоже рано или поздно доберется. Не сегодня, так завтра. Потому как в одном болоте отираемся.
– Не скажи! У них там и Мерзлота под боком, и Райская Чаша…
– Ну, положим, от такой близости больше вреда, чем пользы. Это же вроде алтаря у Вихрей.
– Какого еще алтаря?
– А такого! Сам не видел, но рассказывали, что трижды в сезон Райская Чаша наполняется самыми изысканными яствами.
– Сама собой, что ли?
– Чудак-тарак, неужели не понял? Да те же Вихри и приносят. Шарятся по всему миру, выискивают самое лучшее и собирают в одно место. Куда там вашей Мерзлоте до Райской Чаши!