Дети и эти
Шрифт:
— Это мы, — весело сказала мама и доброжелательно улыбнулась. — Мы вернулись.
— Ага, — кивнул папа. — Сеанс кончился. Хотим тебе содержание рассказать.
ШОКОЛАДНАЯ МОЛЬ
Одной маме дети купили к зиме новое пальто, а она его не полюбила.
— Не буду, — говорит, — вашу синюю гадость носить. Где моё старое, белое, хорошее?
— Да оно, — говорят дети, — уже давно не белое. Серое. В крапинку. С пятнами. И рукава обтрёпаны.
— Ну и пусть, — говорит мама. — Пусть в крапинку. Пусть на бахроме. Куда его дели?
— Выкинули. На помойку.
— Пойдём заберём назад. Чтоб не украли.
— Нет его там. Мы ещё весной выкинули. Его моль съела.
— Неправда. Пальто нельзя есть. Оно тряпочное.
— Вот именно. Тряпочное. Давно как тряпка стало. А моль тряпки и ест.
— Какая моль?
— Бабочки такие, в шкафу летают. Одежду едят.
— Бабочки в лесу. На природе цветы нюхают. Летом. В шкафах зимой не бывают.
— Ещё как бывают. Если с ними не бороться. Давай, надевай новое пальто и пошли гулять. На природу.
— Не пойду.
Мама походила по комнате, подумала, подошла к детям, спрашивает:
— Шоколадки они едят?
— Кто?
— Моли.
— Не едят.
— Потому что им вредно?
— Да.
— А чем с молями борются? Шоколадками?
— Нет. Против моли таблетки есть. Моль от них пропадает.
Мама ещё походила, ещё подумала.
— Где в шкафу вода?
— Какая вода? Откуда в шкафу вода? Зачем задавать бессмысленные вопросы? Ты же прекрасно знаешь: вода в кране. В шкафу никакой воды нет.
— А чем они запивают?
— Кто? Что?
— Моль. Таблетки.
Дети показали маме таблетки от моли. Даже дали одну подержать. Но мама всё равно не поверила. Не смогла себе представить, как это бабочка глотает такую большую таблетку. Да ещё без воды.
Гулять в новом синем пальто мама так и не согласилась. Вечером, когда пришёл с работы папа, мама подвела его к шкафу, зашептала:
— Они обманывают. Наши дети. Дедом Морозом пугают, Бабой-ягой, бабочками в шкафу. Всегда врут. Всё время.
— Не всё время, — покачал головой папа. — Да, говорят неправду. Но не всегда. И Дедом Морозом не пугают. Наоборот. Дед подарки носит. Бабой-ягой запугивают. Но её нет. Она не водится.
— А бабочки-людоеды? Ой, не людоеды. Пальтоеды. Моли. В шкафу водятся?
— Не знаю. Хочешь, посмотрим?
— Лучше не надо, — сказала мама. — Моли одежду едят. Могут нас искусать. Нечаянно.
— А мы, — предложил папа, — давай одежду снимем. Кусать будет нечего. Нас и не искусают.
Папа и мама сняли с себя всю одежду, взяли на всякий случай сачки, которыми их дети летом ловили бабочек, и распахнули шкаф.
Никто оттуда не вылетел. Моли не было. Вместо моли на самом видном
Мама быстро сунула руку в левый карман пальто и сразу нащупала там шоколадку без обёртки.
— Тут моя шоколадка, — обрадовалась мама. — Так я и знала, что тут. Узнаёшь её?
Шоколадка из кармана была помятая, подтаявшая и немножко грязная. Но целая. Не укушенная.
— Нет, — сказал папа. — Не узнаю. Они без обёрток все на одно лицо. Одинаковые.
— Это та самая, которую ты мне ещё весной подарил. На Восьмое марта. Хочешь, теперь разделим её и съедим? Пополам.
Папа и мама честно поделили шоколадку и съели её всю. Детям не оставили ни кусочка. Потому что дети слишком часто обманывают родителей. Почти всё время врут.
ПОЛТОРА ЧАСА С ЧАШКОЙ, НОГОЙ И БЕЗ БУЛОЧКИ
Одни дети не забрали вовремя маму с работы. Мама сначала не очень расстраивалась, что за ней не приходят. Только иногда поднимала голову, поглядывала на дверь. За всеми сотрудниками приходили их дети, уводили своих пап и мам домой. То один, то другой взрослый, услышав знакомый детский голос, вскакивали из-за своих рабочих столов, бежали одеваться.
Пришёл худенький мальчик в очках за экономистом Степаном Филипповичем, подождал, пока его худенький папа закончит какие-то вычисления на компьютере. Мама смотрела, как Степан Филиппович не торопится домой, думала, что если бы это за ней уже пришли, она бы не стала ничего вычислять — сразу бы подбежала.
Наконец Степан Филиппович выключил компьютер, не спеша пошёл к своему мальчику и по дороге нечаянно наступил маме на ногу. Было не очень больно, но очень обидно. Мама даже чуть не заплакала.
Когда сотрудников стало совсем мало, мама начала нервничать, стала прислушиваться. Но знакомые голоса её детей всё не раз давались и не раздавались. Приходили за другими папами и мамами. А за ней никто не приходил и не приходил. И тут мама вспомнила про чашку. Целая, белая, ещё не разбитая чашка с молоком включилась у мамы в голове, как лампочка.
Вот уже только пять сотрудников на работе осталось. Потом только четыре: мамина начальница, бухгалтерша Стелла Ильинична, уборщица, в пёстром фартуке с веником, и мама.
Мамина начальница, старшая научная сотрудница, заметила, что мама нервничает, подошла, постаралась утешить:
— Не переживайте, за вами обязательно придут. Уже скоро.
— Не приду^ — Мама посмотрела на начальницу полными слёз глазами. — Они, наверно, решили совсем за мной не приходить.
— Ну что вы! — погладила маму по плечу начальница. — Они же ваши родные дети. Как вам такое могло в голову прийти?