Дети, которые хотят умереть
Шрифт:
— Ты слаба, — сказал тогда Стас.
В тот день на переменах Рита еще пару раз приходила к ели погладить восхитительную шелковистую шерсть на трупе котенка. А потом котенок запах гнильем, шкурка его некрасиво поблекла, и Рита перестала ходить к той ели.
Стас ненавидел слабых и неопрятных. Если бы Андрей не разбудил брата в свой первый день в школе, его бы самого разбудил Стас — за мятое кимоно и грязные ноги.
Еще в седьмом классе в их комнате брат приказал сестре раздеться догола. Стас взял сестру за белые бедра и
Поставив Риту на подоконник, Стас распахнул окно. Зимний ночной воздух проник в комнату. Мурашки усыпали кожу Риты, Стас покосился на них.
— Ты слаба, — сказал он.
— Это не от холода, — ответила она.
Его сильная рука больно сжала Рите запястье, а затем брат толкнул ее в бездну за окном.
Тьма под ногами бросилась навстречу, и Рита повисла на жестком тросе из костей и сухожилий брата.
— Посмотри на меня, — крикнул сверху Стас, — и, если я увижу страх в твоих глазах, то отпущу тебя.
Рита тряслась от этих слов и холодной пустоты под ногами. Взгляд приковала чернота внизу, щеки дрожали. Мороз быстро превратил нежную кожу в ледяную корку.
Рука Стаса вскоре тоже слегка задрожала.
— Я не собираюсь держать тебя вечность, — кричал брат, — либо подними голову, либо пади.
Все способно ускоряться, кроме твоего жалкого белого усеянного мурашками тела. Рухни в бездну, и мираж исчезнет, весь этот постоянный стыд, вечная боль, презрение брата. И Рита поняла, как глубоко увязла в своем теле. Ее незрелые груди, сырые подмышки, растянутое хваткой брата запястье. Это тело уже умирает.
Рита с силой сжала кисть Стаса, белое лицо поднялось к черноглазому судье.
— Как скажешь, брат, — равнодушно сказала Рита, и ни один мускул больше не дрожал на кукольной маске.
Стас вглядывался долгую вытянку, затем втащил сестру в комнату.
Внутри Рита схватила себя за плечи. Озноб бил ее никчемное тело. А над ней возвышался Стас, похожий на огненного демона. Красные волосы тряслись на ветру, словно языки жаркой преисподней облизывали лицо. Кимоно распахнулось, и голая веснушчатая грудь манила прижаться, прильнуть губами к левому соску и всосать жар горячего сердца.
— Мне холодно, — Рита потянула руки к брату, но он ударил ее в живот, и наложница, кашляя, упала на пол. Перешагнув Риту, Стас шире распахнул окно.
Ночь она спала голая, брат запретил прикрываться, сам разделся и сопел рядом нагой и недостижимый.
В следующую ночь перед сном Стас снова велел сестре лечь голой у раскрытого окна. Но Рита села к нему на тюфяк, ее рука погладил горячую мускулистую шею.
— Мне холодно, — прошептала она.
— Ты слаба, — лишь сказал он. Рита пожала плечами и потянула вакидзаси из ножен. Стас смотрел.
— Что еще ты придумала? — спросил он, когда короткий клинок обрел свободу.
— Ты знаешь: я слаба, — сказала Рита, — если это проблема, я решу ее. Все
И Рита коснулась своего живота острием вакидзаси. Стас резко выбил из рук сестры меч. Вытянку они смотрели друг на друга.
— Мне холодно, — повторила Рита, обняв Стаса. Он сдавил наложницу в ответ, так что все косточки в ней сладко затрещали. Брат и сестра легли на тюфяк, почти сразу уснули, не отпуская друг друга.
Тень у солнца потерялась в свалке туч на горизонте, а Рита все бежала. Ремни сандалий стерли лодыжки до крови.
Простые мысли стали казаться великими откровениями.
Пробежать бесконечность кругов или ни одного — никакой разницы. Вечность и пустота — суть одна. Если бы Рита никогда не рассталась с братом, то не ценила бы так время с ним, не скучала бы сейчас по его сильной шее и больно сжимающим рукам.
Схлопни вечность — выйдет ничто.
Слава сегуну, будущее когда-нибудь оборвется смертью, иначе Рита была бы бесконечной пустой иллюзией как дурацкая жизнь.
Мертвый брат справа опять язвительно ухмыльнулся.
Кто знает, вдруг однажды Рита так же будет скучать по Андрею. Хотя вряд ли.
С вылазки Андрей пришел в комнату, когда рассвело. Все утро до построения он сидел на полу и странно улыбался стене перед собой. Губы и подбородок его были в хлебных крошках, руки — в порошке. Убийца двух оябунов что-то тихо бормотал себе под нос.
Рита с расстёгнутой на груди рубашкой ходила перед ним, а он смотрел только на листок бусидо на стене и шептал что-то про Апостолову-сан. Что-то про ее резинки для волос.
На построении Андрей встал позади всех членов клана Охотникова. Когда Лютин, ведя перекличку, произнес: «Сингенин-сан», Андрей ничего не сказал, и тогда Лис впереди крикнул: «здесь!».
Сразу после построения Рита повела Андрея в столовую. На пороге он застыл и указал пальцем на раздаточную ленту.
Сотни подносов с вонючими голубцами, сырниками и ягодными компотами очередью ползли к противоположной от входа стене. Хромированные держатели ленты спрятались под плотным рядом пластиковых подносов.
— Откуда все это? — закричал Андрей, его указательный палец дрожал, — еще вчера нас морили голодом!
— Господин, иногда сегун нас испытывает, урезая на три-четыре дня порции, — быстро сказала Рита и облизнулась на большой желтый сырник на проехавшем мимо подносе. — Но испытание позади. Пойдем же завтракать, а?
В столовую вслед за двухмордыми вошли дайме клана Охотникова.
— Где Лис? — Андрей перегородил дорогу Лютину.
— Лиса-с-с-са-а-ан, — протянул Глеб, — не будет на завтраке. Следи за языком, Сингенин-сан.