Дети немилости
Шрифт:
— Что же нам остаётся? — спросил я и почти услыхал эхо своих слов в безмолвии. — Наращивать военную мощь и в то же время прилагать все силы к предотвращению войны?
— В отсутствие Лаанги нам остаётся лишь дипломатия, — сказал Эрдрейари. — Дипломатия слов — и пушек.
В отсутствие Лаанги… я стиснул зубы. Можно было ждать бесконечно и бесплодно, великий маг блюл исключительно собственные интересы, ему не было дела до людей Уарры, тем паче — до её государственных институтов. Падёт эта империя, встанет другая, начнётся новый цикл высшего времени… должно быть, занятно наблюдать, как люди пытаются спастись от смерти.
Я отчаялся ждать Лаангу.
Эррет смотрела
Прошло не меньше минуты, прежде чем я вспомнил, что должен отпустить их.
Я поднялся с места последним, когда Великая Тень уже остановился у дверей, ожидая знака, чтобы полностью убрать изолирующее заклятие. Эррет взяла меня под руку. Она, мой мудрый светоч, молчала, и в устремлённом на меня взгляде чудилась грусть. Безрадостные приходили мне мысли, зябкие, как осенняя ночь. Вот мы, Господин и Госпожа, которым суждено проиграть войну, погибнуть с позором и быть забытыми, как забыты люди Ософа, как народ на юге нынешнего Аллендора, что воевал с Ривит — он тоже принадлежал Бездне, и даже страна та ныне безымянна. Я ещё раз поклялся: сделаю всё возможное, чтобы до последнего властвовать собой. В крайнем случае, почувствовав приближение конца, отдам Великой Тени приказ казнить безумного императора…
За моей спиной хлопнула дверь, заскрипел паркет, и вслед за тем раздался странный звук, напоминавший зубовный скрежет. Эррет оглянулась и тихо ахнула.
Я проследил за её взглядом. Острота моего разума из-за тревог несколько притупилась, и, признаюсь, в первый миг меня посетила глупейшая мысль: никак недавно принятый на службу лакей решил стянуть у господского гостя часы или кошелёк.
Кайсен стоял вполоборота, цепко ухватив запястье длинного тощего парня в блескучей ливрее. Улыбался Великая Тень при этом столь сладостно, что даже мне стало нехорошо. Парню, очевидно, приходилось туго, он чуть ли не извивался в железной хватке. «Поделом», — подумал я, и только потом увидел, чего стоит Кайсену его непринуждённая поза.
Приплясывал же «парень» отнюдь не от страха или боли: скорей, от восторга. То, что мне показалось формой слуги, вероятно, лет сто назад было последним писком мужской моды. Кажется, это тогда среди кавалеров были в почёте длинные гривы? Знаков же на лице явившегося не было вовсе, только глаза подведены; действительно, на что ему рисованные чернилами знаки…
Наконец, гость оскорбительно расхохотался и вывернулся из хватки Кайсена.
— Ты не человеколюбив, мой мальчик, — жизнерадостно заявил он, тряся кистью.
— Да, — согласился Великая Тень с прежней усмешкой. — Я не человеколюбив.
— С возрастом это пройдёт, — нравоучительно заметил гость.
— Вы на редкость приятный собеседник, господин Лаанга, — ответил старец. — Рад нашей встрече.
Я проклял землю и небеса. Я так долго держал себя в напряжении, готовясь к явлению Лаанги — и он пришёл именно тогда, когда я мысленно отложил свидание и ослабил концентрацию. «Бесов дедушка!» — подумал я в сердцах, с неприязнью оглядывая тощую фигуру в золочёном камзоле. Меня брала злость; я даже встревожился, что не смогу сосредоточиться заново и провести беседу с толком. Твёрдые пальцы Эррет стиснули мою кисть. Господин Кайсен честно выполнял свой долг, давая мне время собраться с духом, но есть вещи, которых никто не сделает за меня…
Великий некромант снова расхохотался, привалившись спиной к двери.
— Ну что? — сказал он, окидывая
— Не то слово, — грозно сказал Эрдрейари, воздвигшись за моей спиной.
Я вздрогнул. Помстилось, что генерал сделался выше ростом.
— Где моя плоть? — потребовал Онго, нацелив в Лаангу острый костяной палец. — И где мой поэтический дар?!
— Плоть будет! — огрызнулся Лаанга. — Не гони коней. А за творческие кризисы поднятых некромант не в ответе!
Мало-помалу оторопь проходила; усилием воли я вернул себе ясность мысли.
— Господин Лаанга, — провозгласил я, наконец. — Счастлив приветствовать вас в Данакесте. Нам многое нужно обсудить.
Лаанга скис и свесил голову на грудь. Мрачно покосился на меня из-под упавших на лицо прядей.
— Как я не люблю являться людям, — с тоской сказал он.
Господин Менери до того, как сделаться главой Государственного совета, руководил Министерством иностранных дел; он был прирождённый дипломат и умел скрываться вовремя, а также очевидно предпочитал не иметь дел с высокой магией. Я не заметил, когда министр нас покинул. Впрочем, это было в определённом смысле любезностью с его стороны: чем меньше свидетелей окажется у моей беседы с Лаангой, тем лучше.
— Ну, — грубо сказал Лаанга, — что?
— Полагаю, — деликатно произнёс Великая Тень; я позавидовал его самообладанию, — негоже нам беседовать в коридоре. Даже если это коридор Данакесты. Пройдёмте в зал, господин Лаанга?
— Ну пройдём… — пробурчал тот, скривился и толчком зада распахнул дверь.
«Дешёвый приём, — с нервным смешком подумал я. — Но эффектный».
За двустворчатыми дверьми, покрытыми золотой инкрустацией, не было зала совещаний.
То, что открылось взору, напоминало один из экспонатов Исторического музея — реконструкцию жилища людей Нийярской культуры, населявших Южную Уарру около двадцати тысяч лет назад. Стены тёсаного камня были завешены кусками грубого полотна, длинные деревянные скамьи тянулись вдоль них, пустой оконный проём с широким подоконником обрамляла искусно вырезанная из дерева скульптурная арка; арке было не больше пары сотен лет. Возле окна стояло жёсткое кресло, по-видимому, современное арке. На каменном уступе поблёскивала новенькая лампа с заклятием электричества.
За окном цепенела пустота.
Или нечто, подобное ей; я не мог подобрать определения. Непристальному взгляду показалось бы, что окна нет вовсе, оно заложено сплошным камнем или затянуто глухой занавесью; но чувство пространства говорило, что за проёмом — пропасть. Если смотреть в эту пропасть дольше одного вдоха, она начинала будить странное любопытство. Казалось, что необходимо подобрать слова, определить пустоту и описать её мрак… «Башня Лаанги стоит посреди Бездны», — вспомнил я; точно кто-то сказал это во мне. Бездна ещё не тянула к себе, но нетрудно было догадаться, что последует за созерцанием.
Я перевёл взгляд на мага.
Некромант плюхнулся в кресло и заложил ногу на ногу, оглядывая нас с гнусной ухмылкой.
— Ну, — сказал Лаанга, — какого беса вы меня звали?
Я медлил. Казалось неуместным доверять сокровенные тревоги шумному и дурно воспитанному молодчику, каковым великий маг выглядел в настоящий момент; мнилось, с тем же успехом можно явиться читать судьбу на ярмарку, к бродячему гадателю. «Всё-таки жаль, что Менери сбежал, — подумал я, — он бы пригодился… Кровь небесная!» Мы стояли перед Лаангой в ряд, точно провинившиеся дети, а тот бесцеремонно нас разглядывал. Великий некромант определённо не спешил: тот, чья жизнь исчисляется тысячелетиями, отвыкает экономить время.