Дети ночного неба
Шрифт:
Гэльран до последнего момента верил, что что-нибудь обязательно произойдет, что случится что-нибудь, позволяющее ему избежать казни, но судьба неумолимо вела его к смерти. И вот завтра на рассвете разбойничьего атамана посадят на кол, ибо такова участь любого разбойника.
Сирота и выходец из ситранской бедноты, Гэльран не был благородным, поэтому ему перед смертью не полагались ни моления в храмах Ааншу и Иртшата, ни очищающих омовений, ни даже прощального поминального ужина. Его просто вновь бросили в темницу после суда и оставили
Разбойник давно понял, что сбежать из этой темницы невозможно, он уже пытался не раз, значит, и сегодня ночью не удастся, а спать последнюю ночь жизни — глупо. Так, что он сидел на полу и любовался танцем пламени в лампе, вмурованной в стену. Огонь в лампе — это была единственная милость, которую ему сегодня оставили.
Раскаивался, ли Гэльран в своих поступках? Нет. Была бы у него возможность, он вновь бы повторил свой жизненный путь и еще яростнее, чем раньше, грыз бы глотки богатым купцам, уничтожал поганых оборотней-кланников и сек мечом благородных виларских вельмож. Только вот кончена жизнь, она рассеется завтра вместе с ночью.
В коридоре послышались голоса, кто-то спорил, потом к двери прочастили решительные шаги, загрохотал отодвигаемый засов.
— Кто вы? — Гэльран посмотрел на высокого мужчину в богатой одежде.
— Это не важно. Зато важно то, что я хочу вытащить тебя отсюда.
— Зачем же? — этот благородный был так же надменен и чопорен, как и все они. Так же как и все считал подобных Гэльрану грязью под ногами, только и способной на то, чтобы выполнять их вельможные желания.
Гэльран почувствовал жгучее желание пощупать на прочность горло гостя, или взять что-нибудь острое и вонзить в один из синих, как летнее небо, глаз. Но только крепче стиснул зубы: стоило для начала хотя выслушать этого красавчика.
— К нашей взаимной выгоде.
Разбойник догадался, что гостю что-то от него нужно, а, значит, казнь возможно откладывается.
— Что я поимею с нашей взаимной выгоды?
— Жизнь и свободу.
— А что поимеешь ты?
— Жизнь всей Империи.
— Как благородно звучит. За таким благородством чаще всего скрывается кровь и грязь. Кого мне нужно будет убить?
— Ты догадлив. А убить… Убивать придется много. Все горные кланы должны быть уничтожены!
К вечеру, несмотря на обилие жилья в этих краях, мы оказались в чистом поле, а все потому, что я, не послушавшись Шаванси, не захотела остановиться в деревне, через которую мы проезжали. Было еще светло, и я хотела проехать как можно больше за день, надеясь до темноты достигнуть следующей деревни. Но мы ехали-ехали, небо все больше темнело, а жилья не попадалось. Мэйо пригрелся, закутавшись в полу моего плаща, и давно уснул. А мне не хотелось признавать своих ошибок, поэтому мы все ехали. Лошади порядком притомились, но подходящего места для ночлега не встречалось.
Риддин
— Мне кажется, стоит остановиться в той рощице, — аднец указал на темнеющие чуть в стороне от дороги деревья. — Мэйо и вы с Шайси переночуете в шатре. Ночь сегодня не очень холодная. А мы с Огоньком и Сурой у костерка подремлем.
— Ты прав, — пришлось признать мне. — До жилья мы сегодня уже не доедем, а лошадям, да и нам нужен отдых. Только вот в шатре будете спать вы с Мэйо и Сурой. Сура, ты же не можешь менять обличье? А мы втроем подремлем у костерка.
Риддин хотел что-то возразить, но смешался под моим взглядом.
— Как скажешь.
Место аднец, бывалый путешественник, выбрал очень удачное — ветер в ложбинку меж двух холмов не залетал, да и снега здесь было не очень много.
Позаботившись о лошадях, разведя костер и расставив шатер, мы занялись приготовлением ужина. Вернее ужином занимались Сура с Шаванси, а у меня нашлось другое занятие. Мэйо вдруг взбунтовался. Выспавшийся за дорогу мальчик объявил, что я его наставница, а учить ничему не учу. У меня не было настроения с ним препираться по этому поводу, поэтому я указала на Шаванси.
— Вообще-то твоей наставницей в большей мере считается она. Как Шевер она тебя унаследовала после твоего Вайри.
Мэйо за спиной утих, а я продолжила укладывать в сумку высыпавшиеся вещи.
— Значит, я тебе не нужен?
Только не это, сейчас опять расплачется. Я повернулась, собираясь извиниться за излишне резкие слова, но мальчика уже не было рядом. Сура перехватил Мэйо на полпути в лес, укоризненно посмотрел на меня.
— А переходи, правда, ко мне в ученики, — улыбнулась Шаванси. — А то бестолковый наставник — смерть для ученика.
Мальчик, надувшись, смотрел на нее. Вот как сейчас согласится. Сердце защемило, а ведь мне будет очень неприятно, и даже не неприятно, а больно, чего же я тогда себя так веду, почему отталкиваю Мэйо?
Сура подошел к костру и поставил мальчика рядом с Риддином, аднец тут же сказал Мэйо что-то ободряющее, а монах направился ко мне.
— Чиа, мне нужно с тобой поговорить.
Я кивнула, затягивая завязки на сумке.
— Пройдемся до дороги.
Как только мы отошли достаточно далеко от костра, чтобы даже чуткие уши Огонька не могли расслышать ни слова, Сура начал говорить.
— Я понимаю, что тебе нелегко было в последнее время. Все люди, к которым ты была привязана, гибли тем или иным образом. Чиа, но ведь это не повод отталкивать всех от себя, не повод держаться так отчужденно-холодно, ведь это не свойственно тебе, я же вижу. Понятно, что это тяжело. Но если те люди, к которым ты хорошо относишься, будут к тебе относиться холодно и будут находиться далеко от тебя, это ведь не избавит их от опасности. Тот же Мэйо, если перейдет в ученики к этой женщине. Ведь это не избавит его от всех предполагаемых опасностей. Разве я не прав?