Дети пространства
Шрифт:
— Мне бы мичмана получить, — с грустью сказала Мара. — Четыре экзамена ещё не сданы, а я тут мотаюсь по всей Солнечной системе. Капитан, как же. Сам свой лоцман, сам свой боцман. Одна за весь экипаж, с одним пассажиром.
— С пассажиром-то хоть познакомишь?
— Да, конечно. Анджей, знакомься, это капитан Захариос Ставраки, транспортник «Ариадна», из-под Арктура. А это Анджей Краковски, журналист с Земли.
Тут же Анджея пересадили за столик, где сидели офицеры «Ариадны». Мара устроилась там же.
— Анджей – тот самый человек, который может показать землянам, что Вселенная не
— А у тебя самого есть время? — поинтересовался капитан Ставраки у Анджея.
— Да я вообще-то фрилансер. Ради хорошего репортажа можно потратить и месяц, и два.
— Так послушай, парень, зачем тебе с ней возвращаться? Давай лучше с нами под Арктур. У нас стартовое окно только через семь дней, ещё успеешь тут нагуляться. И пойдёт у тебя по нарастающей: Луна, теперь Марс, а потом уже и под другой звездой побываешь. Человека, о котором так отзывается Мара, свезу бесплатно.
Мара ткнула Анджея локтем в бок: мол, соглашайся, пока предлагают.
— Э, и как же мои марсианские впечатления доберутся до читателей? — растерялся Анджей.
— Мы же будем идти к точке скачка целых две мегасекунды, — пояснил капитан Ставраки. — Успеешь сделать из своих впечатлений статьи, видеосюжеты или что у вас там полагается, и отправить по е-мейлу на Землю, пока мы будем в этой системе. А там разберёшься. Последнее время корабли что-то зачастили в Солнечную систему, так что больших задержек в доставке писем из-под Арктура не будет.
— А ты? — спросил Анджей у Мары.
— Что ж, если ты примешь предложение дяди Захариоса, попробую вызвонить мастера Брукмана прямо сейчас и попросить его приехать ближайшим рейлером. Чтобы улететь в течение двух часов, пока ещё возможен гравитационный манёвр около Венеры.
С этими словами Мара извлекла из кармана кителя обыкновенное зеркальце и начала говорить, держа его перед лицом.
— Зачем тебе зеркало? — удивлённо спросил Анджей, когда разговор был закончен.
— Неужели за время нашего знакомства я при тебе ни разу не общалась по видеофону? Это же очень просто — у меня камеры в очках, смотрят вперёд. А люди привыкли видеть лицо собеседника, поэтому во время разговора приходится держать перед собой зеркало.
По громкой связи раздалось:
— Прибывает местный рейс 144, Ноктис-третий — Офир. Высадка пассажиров будет производиться через второй шлюз первого этажа.
Анджей повернулся в сторону лётного поля и увидел, как два маленьких робота-буксировщика волокут к самому космовокзалу тяжёлый флиттер размером с автобус. Потом там что-то опустилось, зашипел выпускаемый воздух, и двери открылись. Из флиттера в зал повалила толпа радостно галдящих, преимущественно молодых людей в одинаковых ярких куртках и
— Шеф! По рюмке можжевеловки каждому! — закричал на весь зал идущий впереди. — Мы сделали это!
— Что сделали?
— Первая очередь Ноктис-Лабиринта встала под закачку воздухом. Компрессоры уже третий час как пыхтят.
Новоприбывшие столпились у стойки, и Анджей разглядел на их куртках надпись готическим шрифтом «LebensRaum».
— Местные терраформисты, — каким-то бесцветным голосом пояснила Мара. — Что-то там доделали и радуются.
— И что, на Марсе все так бурно выражают эмоции? Больший процент кислорода в атмосфере, что ли, влияет?
— Почему все? Вот мы с тобой... Только что решили, что через два часа расстаёмся. Не знаю, на сколько. Может, навсегда...
— Ну хочешь, полечу с тобой обратно? — Анджей осторожно опустил руку ей на плечо.
— Не хочу, — отрезала Мара. — Не хочу, чтобы из-за меня ты изменял себе. Я же видела, как вспыхнули у тебя глаза, когда дядя Захариос предложил тебе пассажирское место. Мы с тобой уже говорили об этом. Помнишь — тогда, когда провожали «Марианну»?
Анджей прекрасно помнил тот разговор. Для него это было абстрактное сожаление о несбывшемся, загадывание желания на звёздочку, карабкающуюся вверх по небосводу. А теперь — вот, стоит за стеклянной стеной тысячетонная туша «Ариадны». А для Мары, значит, тот разговор был столь же конкретен, как и этот…
— Помнишь песню, которая тогда звучала в кафе? Где механик смеётся, а пламя в топке бьётся?
— Ты лучше вспомни третий куплет, — ответила она. —
И кто-то вновь вернётся, Полсвета исходив, Волна на берег рвётся, Припасть к его груди. На берег, на берег, В который свято верят, Который, как надежда, Синеет впередиПоследующие два часа запомнились Анджею как-то сумбурно. Вот так внезапно и случается, что у вас остаётся ровно два часа до разлуки, и даже эти два часа вам не принадлежат. Зарезервировать слот в стартовой очереди, проследить за заправкой пинассы, рассчитать траекторию и убедиться, что манёвр у Венеры получится… да мало ли дел у межпланетного пилота-одиночки за два часа до вылета! Человеку, который не может помочь, лучше отойти и не мешать.
Анджей вспомнил старинное стихотворение:
...Я помню, как мы друзей провожали 20 Куда-нибудь в летние отпуска; Как были щедры мы, как долго держали Их руки в своих до второго звонка. Но как прощаться, когда по тревоге Машина уходит в небо винтом? И, руки раскинув, расставив ноги, В степи остаёшься стоять крестом.И тут механик, подумал он. Там — смеётся, тут — молча ложится лицом в траву.